Замечаю, как сжимается его кулак. Дракон отводит глаза:

— Нет.

— Почему? — я, наоборот, смотрю на него, не отрываясь, и подаюсь вперёд, почти ложась на стол.

— Что угодно, кроме этого.

Пожимаю плечами:

— Тогда я всё расскажу лорду Лингерли, и тебе всё равно придётся меня отпустить.

— Думаешь? — Райгон скрещивает руки на груди и принимается неспешно прохаживаться вдоль стола, словно огромный тигр. — С чего бы мне отпускать рабыню-человечку?

— Потому что… потому что, — начинаю я, предчувствуя неладное.

— Потому что, с её слов, прежний хозяин её освободил? — Райгон останавливается. Его рот кривится в хищной усмешке. — А где до-ка-за-тель-ства?

Проговаривает тихо и нараспев, склоняет голову набок, пристально меня рассматривая:

— Где свидетели?

— Дворецкий…

— Ничего не знает об этом, — возражает Райгон с наигранным сожалением.

Вот ведь скользкий тип этот Жакар! Кусаю губы, судорожно соображая, вдруг вспоминаю, куда старый лорд вносил запись о моём освобождении:

— Замковая книга! — восклицаю, радостно подняв вверх указательный палец.

— Пропала, — театрально вздыхает Райгон. — Исчезла бесследно, вот незадача.

Пропала! Ха! Весь его вид говорит о другом! Наглец просто спрятал её!

Чувствую, как закипаю изнутри. Сжимаю кулаки. Ногти впиваются в ладони, а я мечтаю, чтобы они впились в самодовольную лживую рожу дракона.

— И, кстати, — Райгон насмешливо приподнимает бровь. — Ты уж тогда как-то заранее подготовь старика к своей душещипательной истории. Он ведь явно не знает, что любимая воспитанница его друга не только человечка, но вдобавок рабыня.

Последнее слово дракон презрительно выплёвывает, глядя на меня с превосходством:

— Ведь я прав? — Райгон насмешливо приподнимает левую бровь. — Никто не знает, кроме домашних, с которых взята клятва молчания. Вы с отцом столько лет водили всех за нос, скрывая твою постыдную тайну, выдавая тебя за равную. Как думаешь, лорд Лингерли сразу от тебя отвернётся, когда узнает, или после того, как дослушает твоё жалкое нытьё приличия ради, м? А главное, кому он поверит? Законному сыну и наследнику старого друга или… человечке-рабыне, которая всю жизнь ему лгала?

— Я не лгала! — ударяю ладонями по столу. — Старый лорд так решил! Это был его выбор — держать всё в тайне!

— Что ж он не освободил тебя раньше? — ледяным тоном произносит Райгон, глядя на меня сверху вниз. — Если действительно этого хотел?

Хватаюсь руками за столешницу, чтобы не упасть.

— Молчишь? — цедит Райгон. — Тогда я скажу — видать, не очень-то и хотел освобождать. С чего бы ему вдруг взять, и передумать перед смертью? Понимаешь теперь, что твоя версия шита белыми нитками? И как легко её разнести в щепки?

— Мне всё равно, что ТЫ думаешь об этом, Райгон! — шиплю, глядя на него с ненавистью исподлобья и царапая ногтями бархатистое тёмно-зелёное сукно. — Я говорю правду! И лорд Лингерли мне поверит!

В отличие от меня Райгон хладнокровен и собран, взирает на меня со снисхождением и жалостью, чем бесит ещё сильнее.

— Лорд Лингерли — дракон, глупая. А ты — человечка, ещё и рабыня. Хочешь навсегда упасть в его глазах — вперёд, расскажи ему свою «прааавду», — издевательски тянет Райгон. — А я понаблюдаю, как взгляд, которым он на тебя смотрит, изменится с отечески-заботливого на брезгливый.

— Не стоит судить о других по себе! — парирую я.

— Я тебя умоляю! — закатывает глаза Райгон, затем отходит к креслу и опускается в него и принимается поигрывать колодой карт. — Судить о драконах имею полное право, в отличие от тебя.

Делает небрежный указующий жест колодой карт в мою сторону.

Скрещиваю руки на груди и открываю было рот, чтобы ввернуть что-нибудь обидное, но не успеваю.

— У меня к тебе предложение, — произносит Райгон, тасуя колоду.

Я завороженно смотрю на то, как послушно с тихим шелестом ложатся карты в его умелых руках. Сильных жилистых мужских руках, которые наверняка пролили немало крови. И которыми он мог бы так же играючи расправиться со мной.

Подожди, Аурэлия, усмехаюсь мысленно, всё ещё впереди.

— Ты остаёшься в замке, — продолжает Райгон, тасуя колоду.

Наши с ним взгляды будто приклеены к причудливому и чёткому танцу игральных карт в его руках.

— Продолжаешь жить своей обычной жизнью, наряжаться в красивые тряпки, вкусно есть, бренчать на арфе, одним словом, продолжаешь и дальше играть в знатную леди. Я позволяю тебе всё это, в память об отце, с одним условием.

— Допустим, я продолжу делать вид, что мне интересно слушать всё это, — хмыкаю я, обхожу стол и опираюсь на него спиной.

Расслабленная поза Райгона больше не требует, чтобы я защищалась, прячась за препятствием, уточняю:

— И что же это за условие?

Глаза дракона вспыхивают янтарём, когда он поднимает на меня взгляд, неспешно скользит им вниз по моей фигуре. Ещё никто и никогда не смотрел на меня — так. Без стеснения и потребительски, словно на ярмарочный кусок сочного окорока.

Хочется снова отойти за стол, спрятаться, закрыться, но я заставляю себя остаться на месте. И вместо этого лишь выше поднимаю подбородок и вкладываю в ответный взгляд целое море презрения и жалости к этому… НЕ человеку. Возможно, в этом всё дело?

— Ты подчинишься мне как своему господину. И будешь служить мне так, как я того пожелаю. Будешь выполнять мои приказы, — его взгляд скользит по мне обратно вверх, задерживается на декольте, губах, затем ударяет тьмой глаза в глаза. — ВСЕ. Мои. Приказы. И первый из них — чтобы ты поднялась наверх, переоделась и вела себя сегодня как обычно. Просто сделай так, как я приказываю. Подчинись мне.

Отталкиваюсь ладонями от стола, медленно пересекаю комнату и останавливаюсь напротив Райгона на расстоянии пары шагов.

Смотрю на дракона сверху вниз:

— А если нет?

— Я даю тебе иллюзию выбора, Аурэлия, но мы ведь оба с тобой понимаем, что никакого выбора у тебя нет, — он продолжает неспешно тасовать колоду, затем вытягивает наугад одну из карт, усмехается уголком рта, разворачивает карту ко мне картинкой. — Правила игры поменялись, и теперь все козыри у меня.

Теперь уже я прищуриваюсь в ответ:

— Жизнь такая штука, Райгон. Когда у тебя все козыри, она предлагает тебе сыграть в шашки.

Делаю шаг в сторону выхода. Райгон резко встаёт и заступает мне дорогу:

— Мы правильно друг друга поняли? Ты идёшь наверх, чтобы переодеться, — рычит угрожающе, не давая пройти.

Высокий, устрашающий, огромный. Его янтарные глаза темнеют, в воздухе начинает искрить. Кожей чувствую его злость. Привык командовать. Представляю, как его бесит, что кто-то не готов, как он сам говорит, лизать ему сапоги по первому требованию!

Зря он начал всё это, ой зря. Никогда я не видела в нём