Первым делом, как водится, началась суматоха и суета. Ну вот почему, как тщательно ни готовь операцию, кто-то обязательно споткнётся о рюкзак на полу, кто-то потеряет важный чемоданчик с пробозаборником, а кто-то просто тупо вылупится в открывшийся проход и останется стоять так, пока дружелюбный Самойлов не пнёт его и участливо не поинтересуется: «Какого х…я ты завис?»

Тем не менее не прошло и десятка минут с того момента, как чёрная мерзость растворилась в пыльном воздухе, а всё имущество успели перетащить на терра инкогнита.

– Знакомое место? – тут же поинтересовался Хробанов, выглядевший так же торжественно, как девственник перед долгожданным соитием. – Судя по записям, внутренности Уробороса опоясывают всю горловину Бездны.

– Тогда знакомое, – пожал я плечами, наблюдая, как Самойлов что-то втолковывает двум огромным битюгам, за чьей спиной совершенно терялась испуганная Ольга. – Скажите всем, пусть в лужи не суются, в них какая-то кислота. И нужно поторопиться, очень скоро эта самая внутренность начнёт нас всех переваривать.

– Временной промежуток до того момента, пока Змей Миддгарда не ощутит инородное тело, составляет от получаса до двух часов, если перевести на наше время. – Лифшиц захлопнул свою книжицу и положил во внутренний карман пыльного и грязного пиджака. – Судя по моим расчётам, у нас семьдесят минут. А до шлюзового стока – три километра.

– Тут ещё есть такая срань… – Я помахал руками. – Крылатая гадость.

Подошёл Самойлов, успевший через пару помощников организовать срочные сборы, и поинтересовался, о какой ещё гадости идёт речь. Лифшиц тут же принялся распинаться о каких-то могильщиках, выполняющих роль кишечных бактерий Уробороса. Начальник охраны уставился на оратора с тем суеверным ужасом, который обычно написан на лицах людей, общающихся с явными психами.

– Как вы оцениваете наши шансы на успех? – поинтересовался Хробанов, и я не сразу сообразил, что его вопрос обращён ко мне. – Как мне кажется, уровень подготовки и экипировки персонала значительно выше, нежели в предыдущий раз. Тем более присутствие человека, побывавшего…

– Сергей Николаевич, – не смог удержать я нервный смешок, – что с того? Можно сколько влезет демонстрировать чудеса, которыми меня наградил Огненный поток. Можно до посинения вспоминать клоаку, по которой пришлось лазить, что с того? Всё это нам нисколько не поможет.

– Почему? – Хробанов казался несколько обескураженным. – Опыт – всегда опыт.

– Не здесь, – махнул я рукой, пытаясь одновременно сосредоточиться на разговоре и при этом сообразить, какого чёрта Диана и Паша так беспонтово общаются с частью нашего вооружённого эскорта. – Чего скрывать, Теодор Емельянович был совсем не чета мне. И по Бездне успел попутешествовать прежде. Бездна почему-то меняется, и даже те помещения, которые считались безопасными, ставят смертельные ловушки.

– Пессимизм в самом начале – дурной знак.

Я посмотрел в его вытянутую физиономию, полную сдержанного оптимизма, и подумал: а не послать ли оптимиста в ещё большую задницу. Однако ограничился обычным тяжёлым вздохом. Дурака могила исправит, а мы уже успели в оную забраться так, что и уши не торчат.

К этому времени всё имущество успели разобрать и закрепить на спине. Кто-то ворчал, что можно было использовать миникар, кто-то сетовал на малое количество грузчиков, выразительно поглядывая в нашу сторону, а я… А я наконец получил возможность отделить зёрна от плевел.

Итак, три десятка вооружённых лбов. Все равны, как на подбор, с ними – злой дядька Чер… то есть Виктор Семёнович. Далее – десяток учёных: шесть мальчиков и четыре девочки. Все молодые, красивые, и всех немного жалко. Дальше – всякое отребье в лице Паши, Дианы и Лифшица. Потом – непонятно кто, ну – Ольга и Хробанов. Остаётся представитель элиты, которого наконец начали любить и жаловать. Пока есть кому.

Внезапно кто-то из девочек-учёных, которые после экипировки пытались тыкать в планшеты-телефоны, оглушительно завизжал. Вопль тотчас поддержали остальные биологи. Под этот аккомпанемент воздух потемнел, сверкая разрядами синих молний. Потом с тихим хлопком, так диссонирующим ору испуганных людей, стена вернулась на место.

– Забавно. Почти такой же, но с нюансами, – пробормотал Хробанов и, когда я повернулся за разъяснениями, указал на каменную картину, украшающую стену: – Барельеф. Там у пылающего человека было обычное лицо. Разве что искажённое от страданий.

Хм. Ну да. Тут у мускулистого гиганта, перебравшего с синтеполом, на жилистой шее дико хохотал голый человеческий череп. И пламя, пожирающее атлета, и сама его фигура казались почти тридэшной фотографией. Ничего удивительного: Бездну украшали очень талантливые мастера. И определённо – не люди.

Пока я ожидал прибытия экскурсовода, чтобы тот поведал краткую историю создания барельефа, к нам приблизился мужчина, лет эдак двадцати семи. Смуглое лицо искажала гримаса возмущения, разбавленная лёгким испугом. Стоило ему начать говорить, как тонкие усики принялись подпрыгивать, словно бабочка, приклеенная под носом. В кильватере пришельца тащились две симпатичные мамзели. К счастью, обе уже прекратили вопить.

– Сергей Николаевич, – с нажимом начал хрен с бугра. – Думаю, настало время кое-что прояснить. Происходящее выбивает членов нашего коллектива из их обычного…

– А прошлый раз было намного проще, – не удержался я и хихикнул. Лаврентьева я немного знал. С ним советовалась Диана, когда выкачивала огненную фигню из моих вен. – Сказали: начнёшь вякать – пристрелим. Отличная была идея…

– Согласен. – Самойлов потянул учёного за плечо, и тот тихо охнул. – Ёп-тить, Лаврентьев, мы же обо всём договорились: все грёбаные вопросы будешь задавать на привале.

– А сейчас… – начала одна, из учёной кавалькады.

– А сейчас всем заткнуться и вперёд, – оскалился Самойлов. – А не то – пасть порву.

Обычная цитата из фильма, но в его изложении, да ещё и в совокупности с милой гримасой, проняла даже меня. Учёных же как ветром сдуло. Виктор Семёнович поднял руку и, когда все притихли, очень тихо сказал: