Оставив Кошку на попечение Машо, Богли вышел в центральный холл, украшенный национальным декором, сел на топчан из бараньей кожи, чтобы составить план действий. Алкогольное опьянение придало ему смелости. Он немедленно отправится на поиски Медеи, с ней надо объясниться: сегодня или никогда, в крайнем случае завтра.

–Скверная девчонка! Заставить меня влюбиться, в таком критическом для мужчины возрасте, когда до инфаркта рукой подать.

Эстом поднялся, качнулся, пересек холл, нацелившись в открытую дверь. Он остановился у края широкой террасы, облокотившись для твердости на перила. Хорошо бы найти свидетелей, а затем решить, куда Медея направилась, если бы захотела сбежать. Кругом непроходимые из-за колючих кустарников горы, туда она с маникюром не сунется. Яхта Гоги ее слушать не станет. «Что бы я сделал на ее месте? Возможно, вышел бы на дорогу и поймал попутный автобус до города». Девушка, насколько припоминал Эстом, имела весьма отдаленное представление о том, куда они прилетели и где расположен ближайший город. Как считал Богли, единственное место на планете, подходящее для ее обитания,– Москва. Или любой шикарный отель, но рядом с морем, пальмой, лежаком на песке и под солнцем. Другая атмосфера была для нее сродни марсианской и могла погубить. Обдумав маршрут, Эстом пересек центральную площадку с гамаком и фонтаном с минеральной водой, наткнулся на бабку Феодору. Она работала на скотном дворе – выполняла грязную работу, до которой дорогих андроидов не допускали. В базовом состоянии бабка была пьяна, с утра – хмура, днем – зла, к вечеру – весела, всегда с бутылкой.

–Феодора!– подбежал к ней Эстом.– Ты тут девушку не видела?

Старуха ошалело посмотрела на Богли:

–Ды ты кто есть? Свинья ты этакая.

–Бабка, совсем сдурела? Богли я.

–Бог ли или не бог – какая, к черту, разница?

–Еще раз повторяю вопрос: девушку видела?

–Нет!– Феодора продолжила убирать навоз.– Нет, не видела.

Богли расстроился.

–Нет,– передумала Феодора.– Видела!

–Так видела или не видела?

–Видела… Помоги навоз убрать.

–Алкоголичка. Совсем с ума спятила?– рассердился Эстом.

–Я не пью,– четко ответила Феодора.– И не пила никогда! Вот мужик приставучий.

Чиновник подождал, но несчастное создание больше не обращало на него внимания, и, чтобы не вмешиваться в диалог Феодоры с навозом, он пошел искать других обитателей «Кед-Кеди».

В винном цеху Богли встретил молдаванина Костю – главного агронома и винодела.

–Добрый день! Я думал, вы улетели…– заметив Эстома, весело поздоровался Костя.– Потом смотрю – Василашвили с твоей красавицей возвращается. Забыли чего?

–Ничего они не забыли. Гога украл мою невесту.

–Это он может. Так чего ж отдали?

–Дураком был. Гога один улетел?

Винодел принялся остервенело чесать затылок.

–Вроде один…

–А девушка где?

–Эстом Оливерович! Не знаю, врать не буду.

–Ладно,– чиновник махнул рукой.– Пойду искать.

И он вернулся на поляну, где были припаркованы яхты. Сел в «Синеглазку», немного подумал и выбрался обратно, направившись к выходу из комплекса. Костя, повозившись в цеху, спустился из «Кед-Кеди» в собственный дом, стоявший ниже по горе, скрытый от сторонних глаз зеленью. На лежаке в неглиже загорала Медея. Услышав шум на тропе, она перевернулась спиной вверх, отчего ее тело стало еще более голым и аппетитным. Появившийся из-за куста смородины Костя от вожделения скрипнул зубами.

–Там твой вернулся. Ищет тебя.

–Который мой?– усмехнулась девушка.– У меня их много.

–Богли.

–Этот? Пущай поищет.

–Медь, давай поженимся.

–Да ты уж больно скор. Два дня видел – и поженимся? На попе моей жениться собрался?

–Почему это на попе?

–По глазам вижу.

–Ничего ты не видишь, ты ж перевернутая лежишь.

–А я спиной вижу.

Медея перевернулась, показав себя с левой, а затем с правой стороны. Потом обернулась полотенцем и засмеялась:

–Все вы одинаковые, а я – единственная!

Константин, в очередной раз осознав пропасть между собой и Медеей, вздохнул глубоко, тяжело, абсолютно безнадежно.

–Ну, дурень! Посмотри на мой маникюр и посмотри на свой.

Медея показала ему пальцы. Агроном вздохнул еще тяжелее.

–У тебя, Костя, целый мир под ногами. Тебе бы жить да радоваться. Дом, работа… А мне, кроме маникюра, ничего не надо. Понял ты, какая я дура? Пойду за тебя – стану дурой дважды.

Она поднялась с лежака и пошла в дом, который был больше похож на автомастерскую. Годами агроном носил сюда самое ценное, что оставалось от сломанной сельхозтехники. Чистил, складывал, что-то собирал. Кухня стала частью мастерской, ее прошлое угадывалось только по тарелке, кружке, кастрюле, сковородке. Спальня же стала основной производственной площадкой молдаванина. Отдыхая, было легче крутить гайки в руках, думать об их использовании в хозяйстве.

Медея назвала это «замком Винтика-Шпунтика», чем польстила Косте. Он стал питать несбыточные надежды. Спрятав девушку от разгневанного, побитого ею Гоги, он сразу, чтобы не передумать, сделал ей предложение: получить оптом, совершенно безвозмездно, две руки, сердце, все железные агрегаты, которыми он располагает. Медея обещала подумать, а после, когда опасность улеглась, Константин принес ей лежак и полотенце из поместья. Лежа на них, она уже два дня беззастенчиво соблазняла его своим видом.

Костя был здоровым, крепким, рукастым мужчиной. Если бы агронома отмыли, одели, придали его лицу волевое и умное выражение, он мог бы считаться красавцем. Потенциально. Но труд папы Карло, стругавшего Буратино из бревна, был не под силу московской львице. Она решила погостить в доме работника несколько дней, а потом вернуться в бурлящую жизнью столицу.