издательских проектов. Понятно, не решись я покинуть отель в 1995-м, не уйди в конце 1990-х из кафе-клуба «Энивей» и не закрой газету (в совокупности, эти виды деятельности требовали полной отдачи, 25 часов в сутки), я бы не только не смог в 2000-х добиться того, что рассматриваю сегодня, как важные мои жизненные этапы, но и вряд ли вернулся бы в литературу. Но для этого надо было всего-ничего: пойти на то, чтобы все бросить в Херсоне и отправиться в Москву, пытаясь завоевать ее, как Д’Артаньян – Париж. Один из основных уроков – и в творчестве, и в семейной жизни, и в профессии: главное даже не в том, на что ты в жизни решаешься, а в том, способен ли ты вовремя от чего-то, ставшего привычным, что затягивает безвозвратно, отказаться.

ЕЦ Итак, в 2011-м, после восемнадцатилетнего перерыва, вы вернулись к поэзии. Одна за другой появились ваши стихотворные подборки в журналах России и зарубежья. Увидели свет ваши поэтические сборники: «Словосфера» (2013), «Меж потолком и полом» (2013), «Юношеские Экзерсисы» (2014), «365 дней вокруг Солнца» (2014), «25 лет с правом переписки» (2014), «Три "Ц" и Верлибрарий» (2015), «Нью-Йоркский букварь» (2018). Стремительное, редкое по своей сути возвращение. Наивно спрашивать: как и почему оно произошло? Что надо было преодолеть автору – только ли затягивающую, как омут, рутину эмигрантского быта? Сам по себе этот процесс возвращения наверняка станет темой вашей лирики.

ГК О причине возвращения уже сказал. Она конкретна и даже датирована. Приглашение в 2011 году на Крепсовские чтения в Бостон-колледже стало поводом для написания двух поэтических серий – «Мартовские оды» и «Апрельские тезисы». А в начале мая того же года, с вермееровской «Молочницы» возникла идея написать серию текстов-медитаций, связанных с произведениями искусства. Так родился проект «Словосфера» в жанре экфрасиса, то есть соединения изобразительного ряда с вербальным.

Однако ничему бы, из вами перечисленного, не стать реальностью, не появись ранее в моей жизни главный мой читатель, безжалостный критик и откровенный собеседник, товарищ во всех смыслах, партнер по нашим общим интернет и издательским проектам, красавица, умница и жена моя Рика. Видимо, муза – это и есть высокая степень влюбленности, очарованности кем-то либо чем-то: человеком, поэзией, философией, живописью, музыкой, танцем, театром… Их ведь девять, но конкретно для тебя, оглядывающегося вокруг в поисках понимания и внимания и заглядывающего в себя в предчувствии вдохновения, – она одна. Моей музой стала Рика. Удивительная во всем, мать моих детей и любимая подруга дней моих суровых. Как и в известных случаях подобных взаимообогащающих союзов, она – третейский мой суд. Бывает, мы не соглашаемся друг с другом, оспаривая каждый свою точку зрения, но, прихожу с годами к выводу, это лишь укрепляет наши многолетние отношения и супружество.

ЕЦ Ваша книга «Словосфера» – это, прежде всего, галерея. 180 произведений живописи, созданных в последние семь столетий. А рядом – ваши поэтические реминисценции. Под стихотворениями даты: разные дни 2011–2013 годов. Но не сомневаюсь: вы так или иначе создавали свою коллекцию в течение десятилетий. Ведь это ваш дневник: «Прошлое бесконечно и всегда под рукой: Ван Гог и Гирландайо, Манэ и Малевич, Джотто и Уайет, Кандинский и Рембранд, Поллок и Филонов… Я ни в коем случае не ставлю себя в один ряд с великими мастерами. Упаси Б-г. В этой серии лишь посвящения: картинам, которые я люблю, и их авторам, которых я всемерно почитаю; а также прожитому отрезку моей жизни и ее Автору…» Как сложился и развивался ваш диалог с шедеврами?

ГК В силу стечения обстоятельств. Прежде всего, еще со второго курса Кораблестроительного института, я увлекся изобразительным искусством. В СССР можно было купить арт-альбомы, изданные в странах соцлагеря: ГДР, Венгрия, Польша. Разных форматов, цветные и черно-белые, с твердой или мягкой обложкой, не всегда хорошего полиграфического качества. Покупал то, что по случаю попадалось в книжном магазине или на «черном» книжном рынке. От фолиантов о братьях Кранахах, Гансе Гольбейне-младшем и Отто Диксе до альбомов символистов, графики Матисса, картин Брейгеля и Босха, прерафаэлитов и Диего Риверы. Как говорится, было не до жиру – любой информации был рад. И это при том, что альбомы были нечитаемы, поскольку польского, венгерского и немецкого языков я не знал.

Информации об арте после Второй мировой войны, практически, не было вообще. Разве что в популярной книге А. Кукаркина «По ту сторону рассвета. Буржуазное общество: культура и идеология», одобренной, вероятно, идеологическим отделом ЦК КПСС. Даже в примечательной серии «Малая история искусств» том, посвященный искусству XX века, заканчивался 1945 годом. Складывалось впечатление, что известный тезис Теодора Адорно «писать после Освенцима стихи – это варварство…», услышали не поэты, а художники: вроде как после Освенцима за пределами СССР ни одно полотно написано не было.

В ряду обстоятельств – мои десятилетиями не прерывающиеся отношения с другом детства Александром Каном, который с 1996 года работает в Лондоне обозревателем по культуре Русской службы Би-Би-Си. Джазовый критик, продюсер, журналист, переводчик, в 70-е – 80-е годы Кан был организатором основных событий в области новой музыки в Ленинграде. Кстати, он перевел с английского на русский вышедшую в России в марте 2019 года, уже ставшую популярной, нашумевшую книгу-мемуар Джоанны Стингрей «Стингрей в Стране Чудес». Эта книга о ленинградском роке, Рок-клубе на Рубинштейна, 13, Цое, БГ, Майкле Науменко, Сергее Курехине и многих других рок-иконах, как принято говорить на Западе.

Благодаря Кану я познакомился в конце 1970-х с Курехиным, с которым в дальнейшем мы вместе несколько раз выступали в Питере и Москве: я читал, естественно, тексты, он – играл. Один из первых походов с Каном в конце 70-х к ленинградскому художнику Николаю Сажину (он внезапно скончался в этом году в марте, у холста, за работой) привел меня к знакомству с питерскими нонконформистами, позже – в круг Тимура Новикова «Новые художники». И т. д., и т. п. К Кану домой, во время одного из моих приездов, пришел Аркадий Драгомощенко, возглавлявший «Клуб 81», в который входили все, практически, неофициальные ленинградские литераторы. С Аркадием мы договорились о выступлении московских поэтов в Клубе. В поездку я пригласил нескольких поэтов, среди которых был Алексей Парщиков. Так Алеша познакомился с Аркадием, в следующем году по заслугам став лауреатом престижной литпремии им. Андрея Белого. Аркадий заочно знал Парщикова по публикации его «Новогодних строчек» в «Литературном обозрении» в 1984 году.

Кан возглавлял ленинградский «Клуб современной музыки». По переезде в Москву, мне было грех не воспользоваться его связями. Так состоялись знакомства с рок– и джаз-музыкантами – от