— Нужны! — Сергей не собирался ничего объяснять. — Достань! Я сейчас за ними приеду!

Истомин нажал клавишу отбоя. Обернулся к Диане:

— Вот досиделись до последнего времени! — сжал губы. — Нет бы раньше все проверить! Ну, ничего! Я успею! Одевайся и отправляйся в театр. Будут у тебя розовые пуанты! — и выскочил в коридор, громко хлопнув дверью.

* * *

Эльза смотрела на вспотевший лоб сына:

— Сережа! Да ты, похоже, бежал километров десять! Нельзя же так перед самым выступлением!

— Мама! Потом отругаешь! — Сергей передернул плечами, отбрасывая руку Эльзы, протянутую к нему. — Где пуанты!

— Какие пуанты?! — Истомин-старший вошел в квартиру вслед за сыном. — Я снова что-то пропустил и чего-то не знаю?

— Так, родители, — Сергей уже шел в комнату Эльзы, — ругайтесь сколько влезет, но без меня! — схватил стоявшую на туалетном столике коробку, открыл её и проделал те же самые манипуляции, что и с пуантами Дианы.

Увидев, как сын облизывает пальцы, Эльза охнула:

— Да что случилось?! Кто-то «поперчил» твою партершу?!

— Потом, мама! — Сергей пытался протиснуться мимо отца. — Мне нужно бежать!

— Угомонись, «бегун», — Истомин-старший схватил сына за руку. — Машина у подъезда. Я отвезу.

Отец и сын Истомины вышли из квартиры.

Эльза устало вздохнула и медленно пошла в спальню.

Открыла ящичек туалетного столика, где у неё всегда была припрятана пачка сигарет.

* * *

— Познакомишь с девушкой? — Истомин-старший не отрывал взгляд от заполненной машинами и пешеходами улицы.

— Конечно, — удивился Сергей. — Я ведь сказал утром, что обязательно представлю вам Диану сразу после концерта.

— А сейчас никак? — настаивал отец.

— Сейчас — никак! — подтвердил сын. — Не хочу, чтобы она волновалась перед выступлением. У нас сегодня и так день переполнен неожиданностями.

Машина притормозила у входа в театр.

Сергей, прижимая к груди драгоценную коробку, быстро побежал к черному входу, где его уже ждала невысокая худенькая девушка, которая бросилась ему на шею после первых же слов юноши.

Отец Сергея видел, как о чем-то говорит сыну девушка. Как рассмеялся Истомин-младший. Как склонился над лицом партнерши и припал к её рту поцелуем, прервав тем самым поток благодарностей.

«Ну что же», — усмехался Истомин-старший, подъезжая к дому, — «похоже, сегодня сын нам представит свою избранницу».

* * *

Зал замер в ожидании.

Сергей сделал первые шаги на сцену. Отвел слегка согнутую левую руку в сторону. Казалось, что танцовщик приглашает зрителей разделить с ним триумф, словно заключая весь зал в объятия.

Правая рука, одновременно с первыми аккордами Тарантеллы, приблизилась к груди. И тотчас последовал каскад головокружительных прыжков и вращений.

Сергей взлетал над сценой, словно подхваченный невидимым потоком.

Его танец был одновременно мощным и лёгким.

Нет. Он еще не любил Диану. Но уже понимал, что хочет узнать эту девушку поближе. Не только как партнершу по сцене, но и как возможную спутницу в жизни.

Именно это предчувствие и ожидание любви, задавало тон танцу. Помогало ему стать неповторимым и незабываемым.

* * *

Зал взорвался аплодисментами, едва смолк последний аккорд и танцовщик замер в середине сцены.

Но Сергей не спешил поклониться в знак благодарности зрителям. Повернув голову влево, протянул руку к кулисе, приглашая кого-то присоединиться к нему.

Танцовщик сделал несколько шагов к правой кулисе, словно отдавая сцену партнерше.

Зрители, вставшие после завершения Тарантеллы, снова сели, услышав первые звуки Танца Феи Драже.

И уже через несколько секунд снова неистово аплодировали.

Потому как именно такой и должна быть Фея Драже!

Казалось, что балерина робко и несмело идет на зов того, о ком только может мечтать каждая девушка.

Казалось, что в ногах Дианы не осталось костей, что состоят они из мышц и сухожилий, настолько воздушным, эфемерным был её выход.

Но нет, это не была возлюбленная Принца. И это даже не была Фея. Зрители видели юную девушку, которая все еще не может поверить в собственное счастье, а потому немного испуганно осматривается. Начинает понемногу осваиваться и … учится кокетничать, замирая на миг в арабеске или бризе.

Нет. Диана еще не любила Сергея. Но уже была готова отдать ему себя и свою любовь. Принять такое же всеобъемлюще чувство от юноши.

Голова балерины поворачивается вправо, лицо приподнимается. Она не видит ни роскошного замка, в котором оказалась, ни сказочных гостей, собравшихся чтобы поприветствовать её.

Её взгляд сосредоточен на Нём!

Её улыбка обращена к Нему!

Не в силах больше мирится с разделяющим их расстоянием, Принц Коклюш и Фея Драже устремляются навстречу друг другу под звуки жизнеутверждающего Кода.

Каждое движение пары, каждый прыжок, каждое па наполнены ожиданием любви, верой в то, что она уже совсем рядом, брызжущим весельем и переливающейся через край радостью.

Элементы танца словно копируют друг друга. Принц и Фея с точность повторяют каждое движение партнера. Вот оно! Единение тел и душ!

Не в силах сдержать восторг, Фея кружит в восхитительном фуэте…

… и взлетает вверх в великолепной поддержке, подхваченная Принцем, словно демонстрирующим подданным свою возлюбленную и их будущую повелительницу.

* * *

Сергей и Диана кланялись зрителям, благодаря за высокую оценку их танца. Но зал для них слился в одно пятно. Они видели сразу всех, но не различали никого. Не слышали, как перекрикивая восторженное: «Браво!», главный хореограф театра Южной Пальмиры пытался осадить коллег:

— Это наши воспитанники! И они останутся в родном городе! Так что поумерьте аппетиты! Именно эта пара будет танцевать заглавные партии в Щелкунчике! — добавлял, не желая раздавать преждевременные авансы: — Пока во втором составе — но у них все впереди!

Протиснулся к Звездинской, не обращая внимания, что толкает коллег:

— Славочка! А ведь ты гений! Сумела разглядеть потенциал в той крошке, которую я не хотел зачислять в училище! — склонил голову. — Признаю, что был не прав! — тут же озаботился: — Только не говори, что танец поставил Любарский!

— Нет, — довольно усмехнулась Мстислава. — Мои ученики и моя работа, — попыталась охладить пыл хореографа: — Только не забывай, что Малышкиной еще год учиться!

— Не страшно! — не хотел «охлаждаться» хореограф. — Будет и выступать, и доучиваться одновременно!