Не было в лесах Себарао зверя, который не боялся бы храбреца Рокомо.

И не было в селениях Себату человека, который не восхищался бы красавицей Лавумой.

Но больше всех ее любил Рокомо.

В ее честь он совершал свои подвиги.

В ее честь он слагал свои песни.

И все люди на Себату гордились его подвигами. Но больше всех ими гордилась Лавума.

Все люди Себату были рады услышать чудесную песню Рокомо.

Но больше всех радовалась песне Лавума.

И все люди на Себату с нетерпением ждали месяца Зорь, когда справляют счастливые свадьбы. Но больше всех месяца Зорь ждали Рокомо и Лавума.

Однако раньше месяца Зорь наступил праздник пришествия Небесного Гостя.

И жребий пал на Лавуму.

И возликовали люди Себату, довольные, что любимица народа будет посвящена в вечное услужение божеству.

Но великий ужас обуял Лавуму, и великий гнев охватил Рокомо.

Никто не видел, как расставались влюбленные, но все понимали, как велико их горе.

Никто не увидел, куда ушел Рокомо, но самые мудрые знали, что он вернется.

Слушай, путник!

Нет горы неприступнее Себарао, и нет святилища неприступнее храма Небесного Гостя, когда его охраняют жрецы-воины в ночь пришествия Света.

Не бывает гроз сильнее, чем в месяце Ливней, и не бывает гроз страшнее, чем в ночь пришествия Небесного Гостя. В ту ночь к храму пришел Рокомо в окружении друзей своих — Молний.

И упали в страхе жрецы-воины. И рухнули ворота храма, разбитые Молниями.

И увидел Рокомо Лавуму.

На вершинах всех гор Себату собирал Рокомо своих друзей, спеша к храму, но Лавума уже была посвящена Небесному Гостю. Она стояла в отсвете Молний, и на прекрасном лице ее застыли скорбь и раскаяние. Всей душой своей она потянулась к любимому, но все существо ее уже было отдано богу.

«Теперь я принадлежу ему и должна служить ему», — молвила тихо Лавума.

И тут страшный гнев охватил Рокомо. И Рокомо разбил божество и бросил его обломки к ногам любимой.

«Его нет больше! Ты снова моя!»

Друзья Молнии в ликовании вонзились в обломки и засверкали неистовее прежнего, друзья Громы загрохотали раскатистее прежнего.

Но мгновенно все стихло вдруг. Умолкли Громы. Исчезли в страхе Молнии, а в наступившем мраке засветилось разгневанное божество и поразило влюбленных.

И превратило Рокомо и Лавуму в каменные статуи.

Быстро множилось воинство оскорбленного бога, и уже стала светиться от его сияющих потоков роща вокруг храма. И все живое превращалось в камень в ту страшную ночь.

И в ту ночь не отходил жрец Раомар от жертвенного огня. И только там, где курился священный дымок, не бушевало воинство рассерженного посланца неба.

И никто не знает, что творилось в ту ночь дальше.

Но самые мудрые знают, что было потом.

Потом был Век Созидания.

Слушай, путник!

В ночь Великого Гнева воссияла мудрость Раомара, и Раомар призвал всех молиться. Дни и ночи курились фимиамы, и там, где благовонные дымки касались божества, божество умиротворялось.

Так был укрощен гнев Небесного Гостя.

Так боги открыли Раомару тайну укрощения Гнева.

И Небесный Гость открыл Раомару тайну Созидания.

А великий жрец научил мудрейших чудесным образом возводить храмы и дворцы сказочной красоты и величия, создавать никем не виданную утварь, циновки и ткани.

И стали народы дальних островов и далеких стран приходить и дивиться мудрости сынов Себату.

И стали священными статуи окаменевших Рокомо и Лавумы.

И был благословен богами Век Созидания на священном острове Себату.

Слушай, путник!

Если ты остановился у прохладного ручья зной полдневный переждать в тени пандана, не спеши, сними поклажу.

Если путь твой долог, труден и далек, набирайся сил и мудрости в пути: встречных расспроси и встречным расскажи о дорогах, уже пройденных людьми.

Если на привале встретишь старца, будь почтителен и слушай о былом величии страны, выслушав, запомни, а случится, младшим расскажи.

Если на привале будешь самым старшим ты, не забудь поведать о героях древних, о любви бессмертной храбреца Рокомо и красавицы Лавумы!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Юсгор кончил читать легенду, но весь он еще был там, на пропитанных ароматами и зноем родных островах, а не у меня в ленинградской квартире. Теперь уже не иссушенного солнцем старца, а его, молодого, стремящегося познать истину, я представлял себе среди паутоанцев, набирающихся сил и мудрости в прохладной тени на привале.

Трудно, нет, пожалуй, просто невозможно вспомнить, каково было первое впечатление, вызванное легендой. С тех пор прошло немало времени, и я очень часто возвращался к ней — ведь так много последовавших за тем событий было связано с легендой, — и нельзя установить сейчас, какие чувства и мысли возникли тогда, какие появились позже в результате постоянного изучения этого старинного предания.

В тот вечер Юсгор читал мне не только легенду, но и выдержки из принесенных им древних паутоанских летописей, священных книг и свитков. Читал, комментировал, дополнял, и в его рассказе оживали картины той легендарной ночи, когда древний герой Паутоо, движимый великой любовью, низверг божество. Слушая Юсгора, я представлял, как молнии ударяют в кусок камня, отвалившийся от идола, и камни начинают расти. Как бесформенная, легкая, шевелящаяся масса приближается к отважным влюбленным. Рокомо не покидает любимую. В своих объятиях он охраняет ее от надвигающегося бедствия, но все напрасно. Разъяренная пена быстро подползает к ним и, едва прикоснувшись, убивает.

Я смотрел на Юсгора и представлял его на месте красивого и сильного Рокомо, видел, как он, тоже сын паутоанского народа, гордо и смело защищает любимую от разбушевавшейся стихии. Да, казалось, Юсгор сам был в ту грозную ночь в таинственном храме — так живо он описал случившееся сотни лет назад.

— Представляете, Алеша, — продолжал Юсгор, — вдруг наступает тишина и, быть может, в ней предсмертный крик Рокомо и Лавумы. Старый жрец, услышав крик, увидев поверженного бога, падает ниц перед курящимся фимиамом и уже больше не в силах отойти от курильницы. Сквозь причудливую дымку он видит, как застыли Рокомо и Лавума, как подползает к деревьям растущее божество и деревья каменеют. Все заполняется движущейся массой, которая в отсветах зарниц и пламени жертвенника кажется то фиолетовой, то огненно-красной. Всюду возникают струи живого вещества, и только