был по происхождению знатным армянином, а Алексей происходил из греческой аристократической военной семьи, оба василевса принадлежали к «римскому народу» – были ромеями, и эта имперская самоидентификация имела для византийцев более важное значение, чем национальная, а иногда даже и конфессиональная принадлежность.

Некоторые детали биографии Алексея Комнина напоминали биографию Иоанна Цимисхия. Отец Алексея Комнина не царствовал, однако Алексей был племянником византийского императора Исаака I. Точно также и Иоанн Цимисхий был не сыном, а племянником самодержца – Никифора II Фоки (правда, по матери). Алексей был усыновлен императрицей Марией Аланской, бывшей женой Михаила Дуки Парапинака, и с ее согласия и одобрения поднял восстание против узурпатора Никифора Вотаниата, связавшего Марию узами ненавистного брака. Точно также и Иоанн Цимисхий, снискавший расположение и нежные чувства императрицы Феофано, вдовы Романа II, сверг узурпатора Никифора Фоку, который взял Феофано в жены, не спрашивая ее мнения. Правда, Алексей Комнин никогда не опускался до убийства и отличался рыцарским характером, в то время как Иоанн Цимисхий – дитя другой эпохи, следовавший по отношению к своему предшественнику худшим традициям восточных деспотов. Личная доблесть и военные таланты сближали Иоанна Цимисхия и Алексея Комнина. Если Иоанн Цимисхий, продолжая политику Никифора Фоки, превратил Византийскую империю в военную сверхдержаву своего времени, то Алексей Комнин сумел сохранить Византию в один из самых тяжелых периодов ее истории и вернул империи если не былую военную мощь, то, по крайней мере, подобающий политический статус во внешнем мире. Именно это обстоятельство подчеркивает Анна Комнина, когда пишет, что до ее отца императоры боялись вступать на территории Азии, за исключением Иоанна Цимисхия и его формального соправителя и реального преемника Василия II.

[Βασιλεὺς δὲ πλὴν ὀλίγων, λέγω δὲ Τζιμισκῆν τε καὶ Βασίλειον τὸν βασιλέα, ἔκτοτε καὶ μέχρι τοὐμοῦ πατρὸς οὐδεὶς ἄκροις ποσὶ τῆς Ἀσιάτιδος ἐφάψασθαι τὸ παράπαν τετόλμηκεν][358].

Что имела в виду Анна, когда сравнивала своего отца с Иоанном Цимисхием и писала о том, что оба они не боялись ступать на территорию Азии? Не исключено, что Анна Комнина читала «Историю» Льва Диакона или, во всяком случае, была знакома с военными архивами, содержавшими приказы Иоанна Цимисхия в период подготовки императором похода на Багдад, предположительно, в начале 974 года. Как известно, среди предшественников Иоанна Цимисхия действительно лишь немногие римские императоры отваживались предпринять военный поход в глубины Месопотамии.

Здесь необходимо напомнить, что в древности римляне трижды брали Ктесифон, столицу Парфянского царства. В 115 году легионы императора Траяна, спускаясь вниз по Тигру, захватили Вавилон, Селевкию и Ктесифон. Таким образом, римляне покорили сразу три столицы величайших империй Древнего Востока – ахеменидскую, селевкидскую и парфянскую. В 165–166 годах в ходе очередной римско-парфянской войны Селевкия и Ктесифон были вновь захвачены Авидием Кассием. В 195 году легионы Септимия Севера повторили походы Траяна и Авидия Кассия. Они снова завоевали Вавилон и Селевкию, а в 197 году покорили Ктесифон. Однако после падения Парфянского царства и появления династии Сасанидов в Иране в 224 году стратегическая ситуация на восточной границе Римской империи радикальным образом изменилась. Шах Ирана Шапур I в 252–253 годах захватил Антиохию, что стало для римлян настоящим шоком (Amm. Marc. XXIII. 5, 3). Рим был вынужден надолго перейти к обороне вдоль всей восточной границы империи.

Век спустя, в 363 году император Юлиан начал знаменитый поход на Ктесифон, описанный Аммианом Марцеллином, с целью захвата столицы Сасанидского Ирана. Поход был неудачным, император погиб в бою. Только через два с половиной столетия император Ираклий снова вторгся в Месопотамию и дошел до Ниневии, древней столицы Ассирийского царства, а затем под этим городом в декабре 627 года разгромил персидскую армию. Однако на Ктесифон Ираклий не пошел. Анна Комнина, разумеется, прекрасно знала об этих событиях из «Хронографий» Георгия Синкелла, Феофана и своего современника Иоанна Зонары. Для нее поход на Багдад, задуманный Иоанном Цимисхием, представлялся не далекой военной экспедицией в череде многих других, а решающим наступлением на стратегически важном направлении, достойным славы Древнего Рима, преумножить которую после Иоанна Цимисхия пытался император Василий II, а затем ее отец. В действительности, как отмечал Никифор Вриенний, поход на Багдад, столицу халифата Аббасидов, до Алексея Комнина хотел осуществить весной 1071 года, накануне катастрофы при Манцикерте, Роман Диоген. Однако он запечатлелся в сознании Анны Комниной как неудачник, как император, потерявший армию и открывший ворота Азии туркам. Не Роман Диоген, а Иоанн Цимисхий был подлинным предшественником ее отца.

Лев Диакон, современник Иоанна Цимисхия, рассказывает: «Пройдя и подчинив ромеям соседнюю область, [Иоанн] поспешил к Экбатанам [Багдаду], где установлена власть агарян. Там было несметное количество серебра, золота, и всяких иных богатств; Иоанн намеревался внезапным ударом овладеть городом. Говорят, что в Экбатанах больше золота и сокровищ, чем во всех других городах, находящихся под солнцем. Причина этому та, что экбатанцы обогащаются за счет многих стран, а сами до сего времени не испытывали ни одного вражеского нашествия. Но недостаток воды и необходимых припасов удержали Иоанна от нападений на город. В тех местах простирается пустыня, именуемая Карманитидой; в ней нет источников, и ничего не произрастает, она суха, безводна, путь по ней неровен и труднопроходим. Поэтому он вернулся в Византий, везя с собой полученные от агарян дары – на триста мириад серебра и золота».

[Καταδραμὼν οὖν τὴν περίχωρον, καὶ ὑπόσπονδον Ῥωμαίοις ταύτην θέμενος, ἠπείγετο καὶ μέχρις Ἐκβατάνων ἀφικέσθαι, ἵνα τὰ τῶν Ἀγαρηνῶν τυραννεῖα καθέστηκεν, ἀμύθητον ἄργυρον καὶ χρυσὸν καὶ πλοῦτον παντοδαπὸν ἔνδον κατέχοντα, ἐξ ἐπιδρομῆς καὶ ταῦτα ἑλεῖν προθυμούμενος. λέγεται γὰρ τῶν ἄλλων πόλεων μᾶλλον, ὅσαι τελοῦσιν ὑπὸ τὸν ἥλιον, πολύολβον καὶ πολύχρυσον τὴν Ἐκβατάνων πολιτείαν τελεῖν. αἴτιον δὲ τὸ ἐκ πολλῶν μὲν χώρων αὐτὴν χρηματίζεσθαι, μηδεμίαν δὲ προτοῦ τῶν δυσμενῶν ὑπομένειν καταδρομήν. ἀλλὰ γὰρ ἐπέσχε τὴν τούτου ὁρμὴν ἥ, τε λειψυδρία τῶν τόπων, καὶ ἡ σπάνις τῶν ἀναγκαίων. ἡ γὰρ ἐπιλεγομένη Καρμανῖτις ἔρημος διὰ τῶν ἐκεῖσε χωρίων διήκει, τραχεῖαν καὶ ἀνάντη προβαλλομένη ὁδὸν, καὶ μήτε ὕδωρ βλυστάνουσα, μήτε βοτάνην ἀνα βλαστάνουσα, ψαφαρά τις οὖσα καὶ ἄνικμος. διὰ ταῦτα πρὸς τῶν Ἀγαρηνῶν αὑτῷ προσαχθέντα δῶρα ἐνσκευασάμενος, ἐν μυριάσι τριακοσίαις ἀργύρου καὶ χρυσοῦ ἀριθμούμενα, εἰς τὸ Βυζάντιον ἐπανέζευξε][359].

Из достаточно скупого рассказа Льва Диакона следует, что Иоанн Цимисхий не просто размышлял о походе на Багдад, столицу Аббасидского халифата, а начал поход и наступал со своей армией до тех пор, пока не оказался в пустыне Джебель-Хамрин. Эта пустыня, разделенная по направлению с северо-запада на юго-восток небольшим горным хребтом Хамрин, раскинулась на восточном берегу Тигра и протянулась