Шрифт:
Закладка:
Воспоминания, подобные вспышкам молнии, вспыхнули в нем, когда к нему снова вернулись воспоминания об этом ужасном происшествии. Он внезапно встал, потому что мир расплылся. Шок потряс его.
— Спасибо, что пришла. Мне нужно немного побыть одному.
Он знал, что ведет себя ужасно грубо, но ничего не мог с собой поделать. Плотина вот-вот должна была открыться, и он не мог сдержать ее ни секунды.
Когда она поспешила уйти, он закрыл дверь между гостиной и спальней. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он добрался до ванной. Он заперся и упал на пол, холодный мрамор под его руками.
Он ошибался. Последние несколько лет он высмеивал себя за свою слабость, за свою неспособность сражаться, но теперь день вернулся с праведной ясностью, как сон, который он забыл, но который лежал под поверхностью его сознания. Он вспомнил, как тяжело было стоять в тот день и отбиваться от собственной жены. Его ноги не хотели работать, но он заставил их. Оно нахлынуло назад, образы, звуки, ее голос. Боль. И ярость. Оно скопилось и закипело внутри него. Он был вулканом ярости. Но помимо гнева было что-то еще. Он умирал и не позволил Алие умереть.
Как бы он ни ненавидел свою жену, мысль о невинной женщине — его друге — о смерти заставила его встать.
В конце концов, он не был слабым. Он сделал выбор, поэтому он боролся. И он выиграл. Теперь он знал правду: когда его мир рухнул, когда смерть скреблась по его позвоночнику, он велел ей идти к черту. Он пытался поступить правильно, даже ценой собственной жизни.
Он прижался щекой к полу, шок от откровения сделал полный круг. Он снова оказался на полу, его тело ослабело от воспоминаний, но теперь была разница.
Оливер Тарстон-Хьюз знал, что снова встанет. Он будет драться.
Его отец однажды сказал ему, что человек не знает своей души, пока не встретит смерть. В конце концов, его не изменили и он был желаем. Он боролся за себя и за Алию. С тех пор он выжил только потому, что на самом деле не решил начать жить заново.
Теперь это изменилось.
Поднявшись на ноги, он почувствовал себя другим человеком. Некоторый вес был снят, и впервые с того ужасного дня он мог с гордостью смотреть на себя в зеркало.
Он боролся. Он был борцом.
И теперь у него было за что бороться.
Тори.
Он умылся и успокоился, глубоко внутри него поселились покой и уверенность. Проблема была в том, что ему нужно не только сражаться за Тори. Он должен обойти Талиба и все те двери, которые она заперла между ними.
К счастью, он немного знал, как быть подлым ублюдком.
Когда-то он был человеком, который знал, как получить желаемое. Он хотел Тори Глен. Она станет его наградой за борьбу и победу. Чтобы наконец двигаться дальше.
Он расправил рубашку и вернулся в гостиную. Алия стояла у двери и разговаривала со своим мужем. А, его охрана. Первое препятствие. Он знал, как обращаться с охраной.
— Мне нужно поговорить с моими братьями, — вежливо сказал он. Он никогда не кричал, когда срабатывала вежливость.
Лэндон Никс нахмурился.
— Мне жаль. Я должен держать вас здесь, пока не наступит время вылета. Это всего несколько часов. Вам что-то нужно?
Он посмотрел в сторону Алии.
— Пожалуйста. Я не буду пытаться говорить с Тори. Мне просто нужно быть с моими братьями. Поговорить о том дне… — Он судорожно вздохнул. — Мне нужна их компания.
Она взяла его за руку и повела по коридору.
Лэн выругался и последовал за ним, но больше не пытался их остановить.
Все это время мозг Оливера бурлил, его сердце колотилось, потому что у него было решение — и оно было таким простым. Тори оказала им услугу, приехав во дворец. Оливер намеревался использовать это, чтобы помочь ей преодолеть свою гордость и облегчить финал, который сделает их всех счастливыми.
Они были в Безакистане, и здесь правила были другими. Тори действительно должна была помнить об этом. Вероятно, она думала, что он и его братья были вежливыми британцами. Но Оливер был женат на гражданке Безакистана, поэтому ему предоставили двойное гражданство. Это тоже делало его безакистанцем.
Здесь у него были права, о которых милая Тори могла не знать. Он сомневался, что она поверит, что он когда-либо использует их. Но он собирался.
Она снова будет принадлежать ему и его братьям, потому что они возьмут ее — с благословения Талиба. Потому что шейх никогда бы не нарушил и не отказался от законов своей страны.
Лэн открыл дверь в покои Каллума и Рори.
Алия обняла его.
— Надеюсь, ты обретешь покой, Оливер. Я знаю, что с Тори это не сработало, но для такого доброго мужчины, как ты, есть женщина.
Он превратил выражение своего лица во что-то подходящее мягкое. Ему нужно было сыграть жалкого, подавленного Оливера еще несколько минут, потому что он не хотел никому сообщать о своих планах… на всякий случай.
— Надеюсь, ты права, — удалась ему пробормотать.
Алия поцеловала его в щеку, как будто он был хрупким, и пообещала позвонить. Потом она ушла, и он остался один со своими братьями.
— Я знаю, ты расстроен из-за Тори, но ты должен выслушать, Олли. — Каллум подошел к нему, чистая сила воли сияла в его глазах.
Почему он вообще думал, что его брат спокойный? Каллум был непринужденным только тогда, когда ему было все равно. Когда что-то имело значение, он преследовал то, что хотел, с единственной целью.
— Нет, ты должен сесть.
Каллум стиснул зубы.
— Я не собираюсь слушать доводы, почему мы должны оставить ее и уйти от Тори. Я еду в Даллас. Вот где она будет.
— Я еду с ним, — решительно кивнул Рори.
Слава Богу. Он думал, что ему, возможно, придется убедить младшего брата, что Тори была для них, но, похоже, Каллум сделал эту работу.
— Никто из нас не поедет в Даллас.
Братья начали спорить.
— Стоп! Мы не поедем в Даллас, потому что Тори там не будет. Она будет с нами на этом чертовом самолете в Лондон. Сколько у нас