- Мозга нет, гвоздики ничего бы не повредили, - невесело засмеялись подружки.

Олёна ухмыльнулась.

- Точно... Неделю у мамаши дома отсиживался, боялся на глаза показаться, раны зализывал. Я на следующий день дочку свекрови в руки: «Не дай бог, что-то с ней случится! Только попробуйте, сука, опять не накормите, убью обоих: и тебя, и твоего выблядка».

- Ничего себе, ты со свекровкой разговариваешь!

- Пусть знает свое место, старая карга, а то вздумала меня учить, как только я в их квартиру заехала. Поговорили по душам, так она сама быстро вещички собрала к бабке жить перебралась.

Ниночка с Аней переглянулись и понимающе хохотнули, ожидая продолжения рассказа.

- Прихожу, значит, на работу. Ловлю девицу: «Я тебя предупреждала, что мое, не тронь? Говорила не лезть в семью?!», она мне: «Ой, да пошла ты…». А у меня, девки, ведь ещё условный срок не закончился. Я понимаю, что если её сейчас здесь урою, то точно сяду.

- И что ты сделала? – Нина, часто сталкивающаяся с поползновениями на красавца-мужа, недоумевала, что ещё можно сделать в подобной ситуации. Как отвадить шалаву?

- Вот и она спросила: «И чё ты мне сделаешь?» Я заталкиваю суку в свою бендежку, валю на пол, закручиваю за спину руки. Беру ножницы и начинаю стрижку... Все шикарные волосы под ноль. На лысо, клочками, как попало. В общем, оформила «французский выщип» по высшему разряду. Потом дотянулась до аптечки, залила башку зеленкой и вытолкала наружу.

Подружки не знали, то ли смеяться, то ли плакать, то ли сочувствовать. Олёна снова прикурила.

- Что дальше?

- Больше в сервисе её никто не видел… Даже за зарплатой не появилась…

Яна, знакомая с историей, вспомнила, как по прошествии многих лет ей довелось случайно встретится с Олёной. Одноклассница, всем на удивление, сумела сохранить семью, выдрессировать супруга и угомонилась сама. Окончательно растолстела, заматерела, превратилась в приземистую крепкую короткостриженую мужеподобную бабищу с синдромом будки. От былой красоты не осталось даже намека. Подросшую дочку отдала в дзюдо школы олимпийского резерва. Способная девочка, учитывая мамину генетику, подавала очень большие надежды, выигрывала одно состязание за другим. Остепенившаяся Олёна, не заботившаяся о старшем сыне, с удвоенной силой восполняла пробелы. Все свободное время вкладывала в дочь, сопровождая на соревнованиях и активно участвуя в организации мероприятий.

Если бы Яна могла людям наглядно показать пограничный уровень, то Олёна – являлась ярчайшим примером. С положительной тенденцией в сторону снижения греха, не только своего, но и мужа. Попытка разрешения родового конфликта и направление ребенка по пути предназначения убеждали Яну в том, что предоставление людям шанса на исправление имеет смысл.

Глава 14. Дорогая дальняя

Спасёт ли от кары чащоба глухая,

Не давая прорваться наружу злым звукам?

Где воет отчаянно волчья стая,

Завидуя жёсткости зэков и лютым заслугам.

Утром Яна проснулась по привычке очень рано. После чистки Тагила ей предстоял трехсоткилометровый марш-бросок в посёлок Лозьвинский, Свердловской области, где находилась знаменитая колония особого режима для пожизненно осуждённых. Ехать предстояло примерно часов пять, в зависимости от загруженности дороги. Яна не надеялась на шикарную одностороннюю двух полоску, но вполне устроит отсутствие извилистых поворотов и медленно ползущие фуры. За рулем машины с АКПП Яна не уставала, поэтому поездка, несмотря на только что проведенную чистку, не обещалась быть чрезмерно утомительной.

Так называемый «Черный беркут» имел славу одной из самых жестких тюрем в России с крайне тяжелыми условиями пребывания. Название колония получила из-за символичной скульптуры, находящейся перед зданием администрации. Беркут, раскинув мощные крылья держал в лапах отрубленную голову змея с красными глазами. В этом одиозном месте содержались серийные насильники, маньяки, убийцы, террористы. Все те, кто до принятия закона об отмене смертной казни, подлежал расстрелу. Змеям в человеческом обличье головы не рубили, но заключенные однозначно предпочли бы жалкому существованию казнь.

Впрочем, перспектива выйти на волю в крайне преклонном возрасте казалась ещё хуже. Куда? Здесь хотя бы кормят бесплатно, а там никто не ждет, ничего нет: ни жилья, ни работы, ни денег, ни друзей. Восприятие мира нарушено полностью, человек мыслит совершенно неадекватными категориями, психика однозначно глубоко больна. К воле, после отсидки в несколько десятилетий, бывший заключенный совершенно не приспособлен. Жизнь кардинально поменялась. Это почти как средневекового человека запустить в магазин электроники. Да и осознавать старческую немощь перед другими, когда раньше чувствовал себя хозяином чужих жизней, не способствует радости освобождения.

Яна не без оснований полагала, что подобные места особого режима, единственные, кто не станет противиться возмездию. Сидельцы расценят пришествие как избавление от страданий, божью милость. У самих заключенных не было возможности свести счеты с жизнью. Конуру, размером полтора на два с половиной метра, где помещались только нары и толчок, во избежание попыток суицида, оснащали круглосуточным видеонаблюдением.

«Сколько там сейчас пожизненных? Триста? Плюс столько же поселенцев».

По подсчетам Яны, сил на одноразовый рывок должно хватить с лихвой. Забор энергий произойдет легко. Вряд ли среди поганого сброда окажутся невинные. Тревожило, как она сама перенесет касание к таким «душам», пусть даже краткосрочное, но все же... Женщина передернулась от воспоминаний после последней чистки. На обычной зоне встречались разные уровни, даже попадались семерки, а здесь, однозначно, девяти-десятки в чистом виде и большом количестве. Не хотелось бы потом впасть в депрессию.

Если смотреть чисто с прагматической точки зрения, то в Черный Беркут можно было не ехать. Преступники за решеткой опасности для окружающих не представляли. Вред могли нанести только таким же осужденным, наказывая друг друга. Однако, отрицательные флюиды конченных душ отравляли ауру земли. Излучения ненависти и мерзости от одной маленькой тюрьмы, с несколькими сотнями