была ясной, монолитной, семейной». Он и стремится начать эту новую жизнь, но, отмеченный талантом свыше, томится какой-то непостижной неизреченностью, вторя вечное стихотворение о теплоте мира, мучительно ищет и не может найти слово: «Всего-то было нужно, чтобы врата речи отверзлись, чтобы кончился этот удушающий флирт единственного слова-невидимки, чтобы незримое смешалось с обыденным без зазрения совести и от этого стало могучим, неразличимым, чтобы путь, полный перламутрового сияния, крахмальной пыли, крахмального снега, густых кустов, не пресекался». В час отчаяния ему является обольстительная «спасительница» Казакова, которую он иронично окрестил «Казановой» (опять второе имя), но Евгений осознает, что она не от Бога пришла, ей чужд нескончаемый поиск небесного созвучия. Он уходит в белую петербургскую ночь и там, на Ушаковском мосту, в предгрозовом безмолвии к нему возвращается радость творчества — сильная, жизнеутверждающая, притягивающая «мириады пылинок света».

А вот поддавшийся дьявольскому искушению Казимир, один из персонажей пьесы Тимофея Хмелева «Август», кажется, навсегда лишается и любви, и радости творчества. В прошлом преуспевающий журналист, он, согласуясь со временем, бросает сочинительство и становится «новым русским» — владельцем антикварного магазина. Однако и законная супруга, и любовница по-настоящему любят не его, богатого и всемогущего, а его старинного друга — несчастного идеалиста Тони, по вине Казимира лишившегося семьи и ставшего беспаспортным бродягой. Оправдываясь, он разглагольствует о возможном спасении Христа путем предательства и пытается купить прощение Тони. Но его жертвоприношение — перешедшая по наследству генеральская дача, где, кстати, и разворачиваются драматические события — не вызывает сочувствия и отвергается: никому не нужен этот «сумасшедший дом» посреди подмосковного вишневого сада, в котором царит ложноклассическая обстановка «дворянской усадьбы», подделанная под тонкий изысканный колорит чеховской пьесы. И августовский дождь, шумящий за дверями покидаемого особняка, знаменует наступление того времени, когда собираются «зерна дум», гремят грозы, совершаются революции.

У революции, замечает Шарль Бодлер, есть что-то общее с предательством и переездом в другой дом. Двум великим потрясениям, великим изломам начала и конца нашего века, свойствен один дух, одна черта, и мысль гения о цене — «краеугольной слезе» — поныне определяет отношение честного русского художника к происходящему. Это означает, что, несмотря на земные колебания, традиционные духовные ценности, присущие творчеству Пушкина и Достоевского, Чехова и Булгакова, Гумилева и Ахматовой, остаются незыблемыми и путеводными для тех, кто отверг соблазн крикливого торжища, кто исповедует одну веру и поклоняется одном Глаголу.

* * *

Прогулки в вечность

О книге Вячеслава Овсянникова «Прогулки с Соснорой»

Петербургский писатель Вячеслав Овсянников издал необыкновенную книгу — «Прогулки с Соснорой» (2013). Это своеобразный дневник-роман, где действие разворачивается, с одной стороны, на долгих лесных прогулках, в тесной петербургской квартире, на бедной загородной даче, а с другой стороны — в метафизических пространствах сознания, среди великих памятников мысли. Такое стало возможным благодаря неординарному собеседнику Вячеслава Овсянникова — знаменитому поэту, прозаику, драматургу Виктору Сосноре.

«Прогулки с Соснорой» — жанр, уже известный нашей культуре. Достаточно вспомнить «Прогулки с Пушкиным» Абрама Терца. Прогулочная (перипатетическая) тема отсылает нас, прежде всего, к древнегреческим мыслителям — к учителю перипатетиков Аристотелю и к его старшему другу и антагонисту Платону. Известно, что героем платоновских диалогов был гениальный спорщик Сократ, который после себя не оставил ни строчки, поскольку предпочитал устно проговаривать ту или иную истину. Такой же яркий образ современного полемиста, ниспровергателя прописных истин, создает на страницах своей книги и Вячеслав Овсянников.

Виктор Соснора — пожалуй, самая оригинальная фигура современной литературы, самый колоритный представитель русского постмодернизма. Именно такая безудержная, фантастическая личность и могла возникнуть в середине минувшего столетия в городе трех революций, за крепостными стенами идеологических догм. Это был бунт не только против закоснелого порядка вещей, но и против закоснелого порядка персон. Это был мятеж против ценностной иерархии окружающего мира, которую кто-то своевольно постарался учредить раз и навсегда. С тех пор Виктор Соснора является самым настоящим постмодернистом потому, что истина в его глазах не открывалась и не устанавливалась откуда-то сверху — нет, истина творилась им самим здесь и сейчас. Отсюда такие парадоксальные оценки, которые дает поэт тем или иным известным писателям, художникам, философам. Потому что точкой отсчета в ценностной системе координат для него становится не Господь Бог или некий румяный критик, а он сам — Виктор Соснора.

На первый взгляд, подобное отношение к признанным авторитетам литературы и искусства кажется взбалмошным своенравием, однако доказательства, а точнее критерии оценок, которые предлагает поэт, заставляют думать иначе. Да и круг этих кумиров, перед которыми преклоняется Соснора или которых в неистовстве свергает, крайне широк — от Гесиода и Геродота до Пушкина и Гоголя, от Баха и Боккаччо до Ницше и Эко. Вячеслав Овсянников, следуя за своим учителем, потрудился составить именной указатель тех, кого окликнул в вечности Соснора, — там оказалось сотни имен.

Крайне широк также и круг тем, которые затронуты в этих беседах — от философских и литературных до политических, социальных, а порой и просто домашних, даже интимных. Перед нами — исповедальные монологи, насыщенные редкой эрудицией, блистающие оригинальностью, но вместе с тем проникнутые какой-то розановской искренностью. Виктор Соснора предстает живым человеком, во всей своей естественности и свободомыслии, со всеми своими горестями и заботами. Гуляя с поэтом по зимним лесам, помогая ему разбирать рисунки или доставляя нужные книги, Вячеслав Овсянников делал главное дело своей жизни — запечатлевал каждое слово великого собеседника. В этом и состоит подлинная ценность его романа-дневника, потому что самым дорогим является для нас живое свидетельство о большом русском художнике.

Не иссякнет вода в колодцах памяти

Голубиное сказание художника Анатолия Слепкова

Петербургский художник Анатолий Григорьевич Слепков написал удивительное сказание «Три сына — три голубя» (2018). В наше время подобные повествования сочиняют редко. Оно и понятно: сказание предполагает не только изложение некой действительной были, некоего подлинного события, но и духовное преодоление его, осмысление на ином, почти запредельном уровне. Недаром сказание считается тождественным преданию или легенде из русских летописей или святых житий.

Для своего произведения Анатолий Слепков избрал необыкновенное место действия, которое, с одной стороны, имеет