— Первое время придётся ездить крайне осторожно… — говорила она, но, взглянув в лицо принца, скептично вздохнула. Вряд ли эти слова будут иметь значение для того, кто так яростно рвался на волю.

— Благодарю, — улыбнулся Клод, беглым взглядом скользнув по её лицу, сиявшему в бело-золотых лучах солнца, подсвечивавших каждую черту, каждый локон. — Скорее всего, первое время я последую твоему совету, belle, и не буду ездить верхом.

— Язвите, — улыбнулась в ответ она, — значит, совершенно точно здоровы. Я не могу Вам больше ни запрещать, ни советовать.

— Зато, — вмешался Клод, — ты можешь составить мне компанию на ближайшей прогулке верхом.

Он усмехнулся и наклонил голову вбок, ожидая ответа. Аннабелль только улыбнулась и спросила: «когда?».

18.

«Почему бы тебе не остаться здесь?»

Эти слова заставили Аннабелль резко сесть и удивлённо взглянуть на своего принца, не веря своим ушам. На глаза тут же наползла кипящая пелена слёз, в которых было совершенно неконтролируемое отчаяние. Для неё эти слова звучали грохотом рушившихся надежд.

К тому светлому летнему утру, когда воздух был пропитан слабым ароматом ночных цветов и предрассветного тумана, Анна и Клод успели стать близкими друзьями и едва ли не чем-то большим. Они окончательно признали друг друга равными, а их немое противостояние остальным сплотило молодых людей, сделав их надёжными союзниками. После своего выздоровления Клод уже не стремился избежать общества Анны, наоборот, он искал возможности оказаться рядом, впрочем, как и она. Теперь не было ни вымученности, ни ощущения неизбежности; их разговоры вдруг сделались чем-то естественным и оба не понимали, что мешало им раньше. Им было комфортно говорить друг с другом и так же уютно было молчать; даже в тишине между ними чувствовалась удивительная, почти неуловимая связь, которая ощущалась, подобно согревающим солнечным лучам на коже. Эти лучи прятались в улыбках, движениях глаз, случайных прикосновениях. И с каждым разом молодые люди придавали этому всё большее значение, не предпринимая попыток заговорить о чём-то кроме книг, точно боясь спугнуть это щекочущее чувство, готовое в любой момент улететь, подобно птице, без труда сломав клетку сердца.

Анна рассказывала Клоду о путешествиях, далёких странах, удивительных языках, и непередаваемо радовалась, видя огонёк заинтересованности в его глазах. Его внешний вид стал ей совершенно привычен и в те, ставшие довольно редкими, моменты, когда к девушке возвращалась способность трезво мыслить, она спрашивала саму себя, не ослепла ли она. Но ответ на вопрос тут же терялся, сознание словно пьянело от общения с собеседником, от его ума и тонкого юмора, умения думать и представлять. Девушка не представляла, как такой прекрасный и живой ум соглашался со своим заточением, и с каждым днём её надежда выполнить то, что предрекла ей ведьма, крепла. Её вера в собственные силы росла и идея покинуть вместе с Клодом эти зачарованные леса стала желанием Анны. Она с горькой усмешкой понимала, что влюбляется подобно юной фрейлине, впервые представленной ко двору. С восхищением она воспринимала общение, от которого отвыкла за время своих скитаний: жаркие дебаты на философские темы, пустые разговоры о несуществующих мирах, весёлые, порой детские игры. Казалось, она вновь изучала счастье, рассматривала его под разными углами, но никак не могла понять, почему именно она счастлива. Всё казалось сном и в глубине души Анна боялась, что он прекратится, хотя и уверяла себя, что стойко встретит и это, если придётся.

Клод словно вновь вернулся к жизни. Мысль о том, что Аннабелль рано или поздно покинет его, заставляла принца ещё более ревностно искать встречи с девушкой. Ему нравилось говорить с ней, защищать её и чувствовать надежду, появлявшуюся при виде её улыбки. В тайне от себя он верил в то, что ему хватит сил исчезнуть вместе с Анной, но вере этой стоило ещё крепнуть, а времени для этого было мало. Клод чувствовал, что Аннабелль недолго сможет оставаться в золочёной клетке. За эти недели он сумел изучить её характер настолько, что понимал, что в душе эта девушка — птица, летящая вслед за солнцем, ловящая его отблески в каждом отражении, но, поняв, что ошиблась, вновь отправлявшаяся в путь. И он, Клод, чувствовал себя совершенным чудовищем, удерживающим эту свободолюбивую пташку против воли. Но чем? Он и сам порой не знал, что заставляло Анну быть рядом, и был бесконечно благодарен ей за её присутствие.

Близился август и уже на рассвете нужно было искать спасительную тень. Молодые люди скрылись среди деревьев, росших недалеко от замка, у самой ограды. Длинные ветви проходили сквозь железные прутья и переплетались с ветками кустов и садовых деревьев, точно пытаясь увести их на свободу. Аннабелль сидела, прислонившись спиной к стволу дерева, на коленях у неё лежала раскрытая книга, из которой не было прочитано ни одной строки — солнечные лучи скакали по странице, ослепляя, так что даже смотреть на стройные ряды слов было невыносимо. Да и читать не было особого настроения, когда вокруг раскинулся просыпавшийся лес. Эта картина, разворачивающаяся в утренний час, была прекрасно знакома Аннабелль, и всё же каждый раз она представала по-разному: солнечные лучи вновь и вновь пронзали листья, создавая на земле причудливый золотой узор, непохожий на предыдущие, птицы пели иначе. Анне нравилось улавливать эти едва заметные различия. Пожалуй, только так можно было не сойти с ума в этом заточении. Клод сидел рядом, разделяя её бездействие. Он сам не понял, как тонкая ладонь Аннабелль оказалась в его руке, и рассматривал её, запоминая каждый изгиб, изредка переводил взгляд на лицо девушки, задумчиво слушавшей пение птиц; на губах Анны играла слабая улыбка. И вдруг вопрос сам вырвался на свободу, заглушив все посторонние звуки.

«Почему бы тебе не остаться здесь?» — Аннабелль была почти уверена в том, что сможет убедить Клода оставить свою темницу, но получалось, что ей предложено разделить его заточение. Самым страшным в этом были не душевные терзания Аннабелль, когда