— Вы сами предложили, — напомнила Аннабелль. Клод усмехнулся и, разведя руками, указал на себя.

— Это, — он провёл ладонью по нескольким шрамам, раны на месте которых могли бы быть несовместимы с жизнью. Аннабелль вздрогнула и нахмурилась, думая, что не совсем верно поняла этот жест.

— Хотите сказать, что… это те люди так поступили с вами?

— Не все, — поспешил сказать он. — Но некоторые были решительны. Одна дама, крайне желая не ступать на охваченную революцией землю, уничтожала всякого человека, который, как ей казалось, мог помочь разрушить заклятие.

— Были ещё девушки? — спросила Аннабелль, стараясь не терять самообладания. По телу побежала крупная дрожь.

— Да. Придворные дамы. Некоторые от ужаса сходили с ума, другие сами сбегали. Только позже я узнал, чьих рук это дело, но к тому моменту ей было уже некого губить. Поэтому я советую держаться как можно дальше в первую очередь от Иветты.

— Но она же моя… родственница, — обреченно произнесла Аннабелль, про себя отмечая, что не чувствовала такого уж удивления.

— Дальняя? — уточнил Клод.

— Да, пожалуй. Мы никогда не были в хороших отношениях.

— И хорошо, — усмехнулся он. — По правде сказать, прошу прощения, если оскорблю родственнические чувства, но… она обладает редкой способностью портить всё, к чему ни прикоснётся, это относится и к людям, — он смерил девушку внимательным взглядом. — Однако тебя, видимо, это обошло стороной, — задумчиво произнёс он. — И славно.

— Ужасно, — покачала головой Аннабелль, глядя вдаль. — Я никогда бы не подумала, что Иветта способна губить других людей.

— Это болезнь, которой болен каждый, кто близок к власти. Кроме разве что Ювера. Он единственный, кому я доверяю, — сказал он, уверенный, что девушка прекрасно знает, о ком идёт речь. Вдруг он поймал себя на мысли, что, пожалуй, осведомлённость Анны не так уж и плоха; возможно, стоило рассказать ей обо всём раньше? Нет, пожалуй, теперь зная её характер, Клод был уверен, что знай она хоть что-то с самого начала, то обязательно ввязалась бы в какую-нибудь ещё более неприятную историю. Это совершенно не входило в планы хозяина замка, ему хотелось, чтобы хотя бы один человек невредимым покинул этот замок.

— Почему Вы тогда позволяете этим людям оставаться здесь, возле Вас? — спросила Аннабелль.

— Это мой долг, — ответил он, скорее, по привычке, чем от чистого сердца. — Я должен следить за ними, пока мы все — пленники замка, — он внимательно посмотрел на девушку, надеясь услышать что-то, но сам пока не знал, что. Та задумчиво рассматривала ковёр. Весь замок в её глазах превратился в жуткую шутку: в нём оставались те, кому это заключение стало невыносимо, они ненавидели друг друга и не боялись пойти на убийство, чтобы покинуть плен, но, освободившись, они стали бы мишенями для новой власти, поэтому они медлили. И медлил Клод, не готовый сбросить бремя ответственности за этих людей. Анна только покачала головой в ответ своим мыслям, не зная, стоит ли ей осуждать кого-либо. Каждый был по-своему прав.

— Я хочу помочь вам. Всем вам, — только и сказала она, не зная, как выразить всю эту мешанину из сожаления, удивления, разочарования, завязавшихся узлом, да и стоило ли это делать? Легче всего было разрубить этот узел.

Клод лишь кивнул в ответ на её слова. Как много она знала и от кого? В его голове одно за другим рождались подозрения на этот счёт, но несмотря ни на что он чувствовал, как где-то рядом с сердцем появляется тёплый свет надежды, слабой, немного неуместной, но желанной, как единственная звезда в безлунную ночь. Он знал, что приближается к распутью, и почему-то не сомневался, что именно эта девушка поможет положить конец этому гротескному спектаклю, разыгравшемуся в стенах замка. Но концовка в равной степени зависела и от него самого. От этой мысли вес бремени, отяжелявшего его, сделался совершенно невыносимым, но дышать стало непростительно легко. Разгоравшаяся всё сильнее надежда окрыляла и оставалось только надеяться, что принёсшая её Анна не растворится и не исчезнет, оказавшись лишь сном.

17.

Клод шёл на поправку: достаточно быстро для человека с ножевыми ранениями, но недостаточно быстро для самого Клода, поэтому убеждения Аннабелль в том, что через пару дней он будет вполне в состоянии передвигаться самостоятельно, а через неделю — ездить верхом, его не вдохновляли. Культурный шок вызывала и забота Аннабелль. Принц привык к тому, что в светлое время суток врач исчезал и ему не оставалось ничего, кроме как доживать до следующих сумерек, теперь же всё было иначе: Анна могла оказаться рядом в любую секунду, демонстрируя готовность помочь. Первый культурный шок вызвали её попытки накормить его с ложечки. Ещё долго принц думал, что это было: забота, насмешка или повод для выстрела в упор. Всё то время, что девушка водила перед его лицом ложкой, он сверлил её взглядом, без слов спрашивавшим: «Мадемуазель, Вы серьёзно?», но мимики Клода было достаточно лишь для того, чтобы вызвать у девушки весёлый смех. Подобного он не ожидал и, увернувшись в очередной раз, приказал Аннабелль как можно скорее «оставить» его и дождаться доктора, а до тех пор при желании девушка могла бы принести ему вина и мяса или, что было бы ещё лучше, прислать к нему кого-нибудь из слуг, чтобы ей самой не приходилось постоянно дежурить возле его дверей. Анна тактично извинилась, покинула его покои и не появлялась там до следующего утра.

Вечером, как приказал Клод, она не покидала своей комнаты и при необходимости передавала через слуг записки, надеясь, что они не попадут в ненужные руки. Тётушка стала