— Это не то, что я имела в виду. Уверена, знаток медицины, как ты, не верит в такие свойства.

— Может, верю. Я ведь бывал на Скотобойне.

Нхика затихла, оценивая его серьёзность. Он лишь одарил её лукавым взглядом, глаза улыбались через маску, и она рассмеялась. — Ты, должно быть, также веришь, что поедание гравировщика крови дарует его способности, не так ли?

— В оригинальном мифе говорилось о сердце гравера крови, которое у меня уже есть.

Его сердце или её? Нхика не хотела спрашивать.

Они достигли верха лестницы, и он повернул за угол, остановившись перед закрытой дверью. Подергал ручку — заперта.

— Думаю это для тебя, — сказал он, уступая ей место. Она снова достала свои отмычки и присела перед дверью.

Этот замок открылся с лёгкостью, и она распахнула дверь, обнаружив тёмный кабинет, пахнущий чернилами и бумагой. Здесь не было окон, но она видела тёмный силуэт стола. Кочин вошёл внутрь и включил свет.

Матерь Создательница, казалось, что по здесь прошел ураган. Если его кабинет был в порядке, то его личный кабинет был в беспорядке из разорванных бумаг, открытых книг, порванных брошюр. Пробковые доски вдоль стен были утыканы разнообразными обрывками. Полки были заполнены лишь наполовину, оставшиеся книги валялись на полу в разной степени хаоса. На столе в середине всего этого беспорядка стояла пишущая машинка с наполовину напечатанным документом.

Нхика пробралась между бумагами, книгами и открытыми чернильницами, чтобы встать перед пишущей машинкой. Казалось, это был черновик какого-то научного исследования. Она узнала терминологию, взятую из литературы, которую так долго изучала, что-то о технологиях поддержания жизни. Быстрый осмотр окружающих документов показал, что они были вырезками из прошлых исследований, вырванными из журналов, исписанными заметками.

— Этот человек безусловно предан своему делу, — сказала Нхика, севший голос выдал её настороженность.

— Нет, — сказал Кочин пустым тоном. Он остановился перед одной из пробковых досок. — Он… сумасшедший.

Нхика подошла ближе, рассматривая доску. Ей понадобилось мгновение, чтобы понять увиденное, и её дыхание замерло.

На доске висела фотография человеческой грудной клетки, разрезанная, кожа была оттянута булавками, обнажая анатомию грудной клетки, мембрана, обволакивающая сердце и лёгкие, была вскрыта. Скальпель находился в кадре, размыт на фотографии. С холодным эхом ужаса в своей груди она поняла, что пациент смотрел в камеру, всё ещё в сознании, не на операции, а на вскрытии. И он был Яронгцем.

Вокруг фотографии были размещены анатомические схемы, тщательные и детализированные, людей, разрезанных, их черепа пробурены, мозги обнажены. Заголовки и выдержки из статей на Далтанском языке присоединялись к ним, написанные крупными буквами: REINCARNER VE MORTS, BLUDSCULVER OS ZEN VIVEX. Нечто, чего она не могла понять, но знала, что это ужасно. С дрожащим вдохом она отступила назад, чувствуя боль, разливающуюся по её телу, как будто это она была на тех рисунках и фотографиях.

— Он… Он это сделал? — спросила она, голос сорвался от ужаса.

Кочин подошёл ближе. — Нет. Это далтанские фотографии. — Он обменялся с ней взглядом, и в комнате сразу стало холоднее. Она слышала о далтанских экспериментах, о преследовании целителей сердца, когда остров впервые подвергся нападению. Но у неё никогда не было образа, чтобы связать это.

— Найдём то, что нам нужно, и уйдём, — сказал он, положив руку ей на плечо, чтобы развернуть её. Но было слишком поздно; изображение уже запечатлелось на её сетчатке.

Они подошли к полкам, переворачивая книги в поисках бутылки с лекарством. Вместо этого она нашла далтанские журналы, полные исследований о целителях сердца. Том за томом, некоторые с детальными изображениями, другие с фотографиями. Эти тексты Теуман осуждал не с моральной точки зрения, а из-за их недостоверности — Далтаны разрезали целителей сердца без особого метода или гипотезы, как дети перед новой игрушкой. Тем не менее, доктор Санто собрал их все в своей извращенной библиотеке, использовал их как библию. В тех изображениях она видела свою мать, отца, бабушек и прадедов, и долгую, разрушенную линию, утерянную со временем.

Нет, не утерянную. Стёртую. Преследуемую.

— Не смотри, Нхика, — сказал Кочин, его голос дрожал, как и её дыхание. — Сосредоточься на санкрониуме.

Она кивнула молча, перешла к следующей полке. Они обыскали кабинет, перерывая бумаги и книги, но безуспешно. Дрожь пробежала по её пальцам, когда она открыла ящики стола доктора Санто, боясь найти там ещё более жуткие изображения.

Открыв верхний ящик стола, её взгляд остановился на серебряной рамке с портретом. Она вздрогнула, опасаясь чего-то ужасного, но это была не далтанская вивисекция. Вместо этого это была фотография молодого доктора Санто с мальчиком на коленях — с широко распахнутыми глазами и пухлыми щеками, румяным в тесной формальной одежде. Доктор Санто, державший его за плечо, улыбался спокойно в камеру, но мальчик показал язык фотографу. Его лицо излучало озорство.

— Их здесь нет, — пробормотал Кочин, появляясь рядом.

Нхика ещё раз окинула взглядом разбросанные по комнате далтанские бумаги. Её глаза остановились на фотографии сына доктора Санто, столь неуместной в этой комнате. — Запри эту комнату. Мы не должны были это видеть. — Она почти пожелала, чтобы этого не случилось.

Не требовалось больше никаких напоминаний, Кочин вывел её из комнаты, заперев дверь за собой. Молча, они обыскали остальные комнаты, которые могли бы содержать лекарства — кухню, спальни, подвал. Кочин переворачивал каждый шкафчик; Нхика обыскивала каждый ящик. Время шло, и Нхика боялась услышать грохот автокареты доктора Санто, возвращающейся прежде, чем они найдут санкрониум. Наконец, с немногими оставшимися комнатами в доме, их поиски привели их к соединённому гаражу, где доктор Санто держал свои машины.

Как только Нхика вошла внутрь, её чувство подсказало ей, что они нашли правильное место; комната была холоднее по сравнению с остальной частью дома. Гараж был меньше, чем у Конгми, но здесь хватало места для автокарет и конской упряжи, с одной машиной, отсутствующей из-за недавнего отъезда доктора Санто.

Кочин направился к ряду стальных шкафов в глубине комнаты, затем бросил взгляд через плечо. — Аптечный шкаф. — Он снял маску и приблизился к стеклу. — Слишком темно, чтобы читать.

Нхика искала выключатель. На потолке свисала цепочка, и она потянула за неё. Тусклый, желтоватый свет залил гараж, и она присоединилась к Кочину у шкафа, чтобы обнаружить его полки, полные стеклянных бутылок, низких и высоких, с различными медицинскими этикетками. Они напомнили ей о её настойках, соках листьев, настоянных на спирту и закупоренных в стекле. Эти же имели свои названия, дозировки и применения на передней стороне, напечатанные чётким шрифтом. Нхика пробежалась взглядом по этикеткам —