откуда донесся голос, он обнаружил, что слева от его окна из стены выдается узкий балкончик. На балкончике, залитая серебряным лунным светом, стояла Роберта Уикхем. Она сматывала бечевку, к концу которой был привязан крючок для застегивания пуговичек на ботинках.

— Извини, пожалуйста, — сказала она. — Я старалась привлечь твое внимание.

— И привлекла, — сказал Дадли.

— Я думала, ты спишь.

— Сплю! — Жуткая ироническая гримаса исказила лицо Дадли. — Неужели в этом доме хоть кто-то спит? — Он наклонился вперед и понизил голос: — Послушай, твой чертов дворецкий совсем спятил.

— Что-что?

— Он стоит на страже у моих дверей с огромной гаубицей. А когда я только что попытался высунуть голову в коридор, он на меня зарычал.

— Боюсь, — сказала Бобби, ухватив крючок, — он считает тебя грабителем.

— Грабителем? Но я же без всяких экивоков прямо сказал твоей матери, что я твой друг.

Что-то вроде смущения словно бы охватило не привыкшую смущаться мисс Уикхем.

— Об этом я и хочу с тобой поговорить, — сказала она. — Дело в том…

— Да, кстати, а когда ты приехала? — задал Дадли вопрос, внезапно возникший в его смятенном мозгу.

— С полчаса назад.

— Как!

— Да. Влезла через окно в посудомойной. И сразу же наткнулась на маму в халате. — Мисс Уикхем вздрогнула, словно от какого-то неприятного воспоминания. — Ты же никогда ее в халате не видел! — добавила она тоненьким голоском.

— Еще как видел! — отрезал Дадли. — И хотя не исключено, что подобный опыт полезен всякому, позволь заметить, что одного раза более чем достаточно.

— По пути сюда я вляпалась в дорожное происшествие, — продолжала мисс Уикхем, слишком поглощенная собственными переживаниями, чтобы слушать о том, что довелось пережить ему. — Идиот-ломовик подставил свою подводу под мой автомобиль и разбил его вдребезги. Ну и я застряла там уж не знаю на сколько часов, а потом добиралась сюда на поезде, который следует со всеми остановками.

Доказательством состояния (если тут требуются доказательства), в какое треволнения этой ночи ввергли Дадли Финча, служит тот факт, что сообщение об автокатастрофе, постигшей эту девушку, не вызвало у него даже тени горячего участия и ужаса, которые он, без сомнения, испытал бы накануне. Оно оставило его почти холодным.

— Ну а когда ты увидела свою мать, — сказал он, — разве ты не объяснила ей, что я твой друг?

Мисс Уикхем замялась.

— Об этом я и хочу поговорить с тобой, — сказала она. — Видишь ли, дело обстоит так. Сначала требовалось как можно мягче подготовить ее к тому, что машина не была застрахована. Это ее в восторг не привело, и вот тут она рассказала мне про тебя… Дадли, старичок, что ты тут натворил? Мамаша, видимо, считает, что ты вел себя самым жутким образом.

— Я признаю, что приехал не с тем чемоданом, а потому не мог переодеться к обеду. Но помимо этого, провалиться мне, если в моем поведении было хоть что-нибудь жуткое.

— Ну, она почти с самого начала прониклась к тебе самым черным подозрением.

— Если бы ты послала ей телеграмму, что я приеду…

Мисс Уикхем с раскаянием прищелкнула языком:

— Так я и знала, что о чем-то позабыла. Ах, Дадли, мне так жаль!

— Пустяки! — с горькой иронией сказал Дадли. — Возможно, в результате чокнутый дворецкий прострелит мне голову, но не извиняйся. На чем ты остановилась?..

— А, да! Когда я столкнулась с мамой… Ты же понимаешь, Дадли, милый, в каком трудном я оказалась положении, правда? Я только что объяснила ей, что машина расплющена в лепешку и не застрахована, и вдруг она меня спрашивает, действительно ли я тебя пригласила сюда. И только я хотела ответить «да», как она начала говорить о тебе с таким ожесточением, что момент выглядел не слишком подходящим. Ну, и когда она спросила, друг ли ты мне, я…

— Ты сказала, что да?

— Ну, не так прямо.

— То есть как?

— Мне следовало быть жутко осторожной, понимаешь?

— Ну и?

— Я сказала, что в жизни тебя не видела.

Дадли испустил стон, будто ветерок вздохнул среди древесных вершин.

— Но все в порядке, — продолжала мисс Уикхем бодро.

— Да, не правда ли? — сказал Дадли. — Я уже заметил.

— Я пойду поговорю с Симмонсом. Скажу ему, что он должен помочь тебе сбежать. И все будет тип-топ. Ты как раз успеешь на чудесный молочный поезд…

— Спасибо, про этот молочный поезд мне известно все.

— Иду к Симмонсу сейчас же. Так что тебе не надо волноваться, старичок.

— Волноваться? — сказал Дадли. — Мне? Из-за чего бы я стал волноваться?

Бобби исчезла. Дадли отошел от окна. Из коридора донеслись отзвуки перешептывания. Кто-то легонько постучал в дверь. Дадли открыл ее и увидел на коврике посланницу. В глубине коридора маячил, тактично отступив на задний план, дворецкий Симмонс. Приклад ружья он приставил к ноге.

— Дадли, — прошептала мисс Уикхем, — у тебя с собой есть деньги?

— Да. Небольшая сумма.

— Пять фунтов? Для Симмонса.

В Дадли пробудился воинственный дух Финчей. Его кровь закипела.

— Ты хочешь сказать, что после всего этот типчик ждет от меня чаевых?

Он метнул через ее плечо яростный взгляд в человека позади ружья, который в ответ угодливо улыбнулся. Видимо, объяснения Бобби убедили Симмонса, что он был несправедлив к Дадли, поскольку его враждебность, столь заметная еще совсем недавно, теперь исчезла.

— Ну, видишь ли, — сказала Бобби, — бедняжка Симмонс беспокоится…

— Я рад, — сказал Дадли мстительно. — Особенно если беспокойство сведет его в могилу.

— Он боится, что мама рассердится на него, когда узнает, что ты уехал. Он не хочет лишиться места.

— Человек, который не хочет выбраться из такого места, последний осел.