Шрифт:
Закладка:
Самсонов сел за стол и, сцепив ладони, опустил на них голову, переключившись на другую мысль. Что же, обстановка сложная, но решаемая, нужно приложить много сил, чтобы помочь взять власть коммунистической партии Германии, и тогда возникнет тандем Германия-СССР, тандем, который может перекроить всю карту мира!
* * *
Вальтер Штеннес, Грегор и Отто Штрассеры и ещё несколько человек, близких к северному крылу НСДАП, сидели в пивном ресторане, в одном из отделенных от других комнат небольшом зале. Обычно здесь проходили студенческие ферейны, на которых присутствовали студенты с большим достатком, но сейчас заседали партийные боссы НСДАП.
Разговаривали они уже очень долго, попутно решая важные и не очень вопросы. Начали, как водится, с денежных вопросов, а закончили общеполитическими.
— Ну что, Вальтер, докладывай, как обстоит дело в гау Берлина⁈ — задал вопрос Грегор Штрассер.
— А что докладывать? Вы и сами всё уже знаете. Мы постепенно теряем позиции, медленно, конечно, но неуклонно. И чем дальше, тем это виднее и ощутимее.
— И что ты предлагаешь?
— Нужно активизировать нашу деятельность и попробовать перехватить инициативу у группы, что поддерживает Гитлера. С помощью пропаганды мы должны навязать свою волю большинству в партии. Мы придерживаемся левых идей, ближайшее окружение Гитлера, наоборот, стремится создать тоталитарное государство, но с торжеством условно правых идей. Я считаю, что этого допустить ни в коем случае нельзя. Если это случится, тогда неизбежно противостояние Германии с СССР. Коммунизм с национал-фашизмом не уживутся в одном мире, и это очевидно уже очень многим, да и Гитлер не скрывает своей ненависти к коммунистам, поэтому нельзя допустить, чтобы его идеи победили внутри нашей партии. Они антиподы, и это может привести ко второй войне, а война — это то, что меньше всего нужно обессиленной поражением Германии.
— Ты всё утрируешь, Вальтер, — ответил уже Отто Штрассер, — и утрируешь сильно. Противостояние возможно, но не думаю, что всё будет настолько плохо. В конце концов, у нас с Советами весьма тесная кооперация, мы им помогаем и инженерами, и квалифицированными рабочими, да и немало будущих немецких офицеров учатся у них. К тому же, Геббельс, что стоял когда-то вместе с нами, раньше считал себя социалистом. Он прославлял рабочих, чувствовал себя заодно с ними и испытывал презрение к «буржуазии», к которой он причислял не только капиталистов, но и мещан. В коммунистах ему импонировали революционный порыв и ненависть к буржуазии. Социал-демократы и либералы были общим врагом. В коммунизме он не принимал его интернациональную направленность, тогда как сам выступал за «национальный социализм». «Я — национал-большевик», — говорил он о себе. Однако став гауляйтером в Берлине, объявил коммунистов своими заклятыми врагами, и всё же, он не сможет так быстро переобуться в воздухе.
— То так, но это сегодня, а что будет завтра? Гитлер ненавидит марксизм и коммунистов.
— Пока это лишь слова, Вальтер. Ты же знаешь, плох тот политик, что выполняет всё то, что наговорил во время своей избирательной компании. Ему нужна власть, и власть законным путём, нам же предстоит задуматься о революции, только с её помощью мы можем прийти к власти. Мы построили нашу программу на четырёх столпах: национализме, социализме, оборонительных возможностях и авторитарной структуре — и если мы сможем договориться с Гитлером, то победим.
— Он не будет нас слушать.
— Будет, пока будет, просто надо активизировать наши усилия на этом направлении и набирать новых людей в свои ряды, сплачивать их и заставлять работать на нас. Источники финансирования у нас свои, и мы можем позволить себе выплачивать премии нужным людям.
— Хорошо, я подумаю.
— Да, кстати, что там решили с этим человеком с митинга? — вмешался в разговор Грегор Штрассер.
— Это каким?
— Ну, этим, что у нас на митинге выступил, а потом участвовал в первых рядах в событиях на Бальтенплац.
— А, это к Вальтеру, я ему поручение давал разобраться.
— Вальтер, что скажешь?
— Это вы о фон Меркеле? Да, он получил от меня двести марок и, весьма довольный, ушёл зализывать свои раны. Довольно перспективный человек, но появился один нюанс — его вызывал к себе на беседу человек Геббельса.
— И каков результат?
— Судя по всему, его отправят на курсы ораторского искусства, и на этом всё, хотя возможно, что предложений он получил несколько, но то ли не согласился, то ли его забраковали. Не знаю точно, я тоже ходатайствовал об отправлении его на курсы, может быть, именно поэтому человек Геббельса и приезжал для разговора с ним.
— Делай его лейтенантом, как только отправят на курсы или сразу после них, и проверяй в деле, но постепенно. Подкинь ещё денег, хотя его зарплата, как офицера, уже возрастёт намного. Определи в штаб на ключевую должность, не сразу, конечно, но к весне 1930 года он уже должен стоять на нужной нам должности.
— Хорошо, сделаю, если его не перехватят люди Гитлера или ещё кого.
— Если и перехватят, не велика потеря, но всё же стоит бороться за каждого неординарного в нашей среде человека.
— Учтём. И я хотел бы узнать, что мыслят другие партии.
— Это предмет для другого разговора, они знают о наших противоречиях и, в свою очередь, начинают торг с Гитлером, показывая, что ему с ними придётся считаться и договариваться или даже принимать в коалицию, потому как штурмовики СА численно слабее «Стальных шлемов». Да и многие из штурмовиков одновременно состоят и в «Стальных шлемах», и все об этом знают. И ещё, должен сказать, что никто Гитлера до сих пор не воспринимает всерьёз. Если нас вынудят, то мы выйдем из неё, тем самым ослабив и отомстим ему.
— Не согласен, всё может быть совсем наоборот.
— Может… у нас мало людей в их рядах, и они там не занимают ключевых позиций. Этот вопрос мы выясним позднее.
— Ну, хорошо. Тогда предлагаю обсудить ещё один вопрос, который меня волнует, как немца, что мы будем делать с…
Разговор переключился на более спокойные темы и