Примерно через час мы слышим, как Катон падает, а его нож со звоном ударяется о железный Рог. Он еще жив, и переродки тащат его внутрь Рога. Крики на миг прекращаются, а потом возобновляются с новой силой. Теперь этот звук эхом разносится по всей поляне. Утыкаюсь носом в волосы Китнисс, и она прижимается ко мне всем телом. Так хочу ее укрыть от этого кошмара, отправить в Капитолий прямо сейчас, сделать, что угодно, только бы она не слышала всего этого, но официально мы еще не победили. Катон должен умереть, а сейчас, я думаю, он и сам бы рад, только зрители вряд ли останутся довольными, если финал получится незапоминающимся. Переродки запрограммированы причинять ему муки, а не убить. Только вот его муки передаются и нам. Внутри все сжимается с каждым его воплем.

Уже играет гимн, но фото Катона так и не показывают на небе, пушка еще не стреляла. Китнисс уговаривает меня сделать перевязку. Задираю штанину и вижу, что раны от когтей этих монстров куда хуже раны от меча.

— Нужно наложить жгут, по-другому кровь не остановится, — говорит она.

— Хорошо. Делай, что считаешь нужным, — пытаюсь выдавить подобие улыбки, но сил у меня едва ли хватает, чтобы просто сказать ей это. Вокруг нас целая лужа моей крови, и она не прекращает вытекать из трех глубоких рваных ран. Откидываюсь назад и крепко прикусываю губу, чтобы не закричать от боли, пока Китнисс перевязывает мне ногу. Не хватало еще к крикам Катона прибавить свои собственные. У меня получается вытерпеть процедуру, хотя рот наполняется соленой кровью из губы.

Температуру снижают еще сильнее. Китнисс дрожит, и я предлагаю ей залезть в мою куртку. Так становится теплее. По крайней мере ей. А я вообще уже не чувствую своего тела из-за потерянной крови. Знакомое чувство головокружения и ощущение нереальности происходящего снова возвращаются. Давно не виделись, старые друзья.

Убираю прядь волос, прилипшую ко лбу Китнисс. Она поднимает на меня свои глаза. В них столько тревоги и страха. Она снова боится, что я умру. Я тоже боюсь умереть. Только не сейчас, господи, только не сейчас. Мы вынесли весь этот ад не просто так и заслужили прекращения пытки. К сожалению, распорядители Игр так не считают.

Силы совсем меня покидают, веки становятся до невозможности тяжелыми, и я закрываю глаза.

— Не спи, — очень тихо, но настойчиво говорит Китнисс, и я ее слушаюсь.

Через некоторое время она всхлипывает сквозь сон, и по ее щекам начинают стекать слезы.

— Китнисс, — шепчу я, но она не просыпается. — Ну перестань. Не надо плакать.

Она слышит мой голос и успокаивается, а я цепляюсь за это, как последнюю ниточку, отделяющую меня от смерти, и начинаю шепотом рассказывать ей всевозможные истории и глупости, какие только приходят в голову. Она не просыпается, но слышит. Я это точно знаю.

Крики Катона не прекращаются ни на секунду. Они уже сводят меня с ума. Не хочу, чтобы ему мстили переродки, мне вообще все равно, кто он и что делал при жизни, я просто хочу, чтобы все закончилось.

— Почему они просто его не убьют? — спрашивает Китнисс, которая, как оказывается, уже не спит.

— Ты знаешь почему, — отвечаю я и прижимаю ее к себе еще сильнее.

Через пару часов она снова засыпает. Ей снятся плохие сны, потому что она хмурится и дергается. Но я не бужу напарницу, потому что в реальности сейчас куда хуже, чем в мире снов. Эта ночь кажется бесконечной, и я радуюсь восходящему солнцу, будто бы новый день избавит нас от всех мучений.

— Солнце встает, — шепчу я Китнисс, и она открывает глаза.

— Он еще жив? — спрашивает она и прижимает ухо к Рогу. В ответ раздается жалобный стон.

— Кажется, он сейчас не так глубоко внутри. Может, ты сможешь его пристрелить? — сейчас эта фраза не звучит так ужасающе, как звучала бы раньше. Застрелить его — самое лучшее, что мы может для сделать для нас троих.

— Не могу. Последняя стрела в жгуте.

— Вытащи ее, — она кивает в ответ.

Расстегиваю куртку, и Китнисс, дрожащими руками, начинает распутывать узлы. Боли я не чувствую. Вообще ничего не чувствую ниже колена. Поэтому даже не знаю, кровоточит ли рана до сих пор, или у Китнисс получилось меня спасти в очередной раз. Она достает стрелу, берет лук и подходит к самому краю, а я держу ее настолько крепко, насколько могу. Напарница прицеливается и пускает стрелу вниз.

— Попала? — ответом мне служит пушечный выстрел. Перегибаюсь через край и вижу изорванное тело Катона. Быстро отворачиваюсь, но уже поздно. Этот образ останется со мной навсегда.

— Выходит, мы победили, Китнисс, — говорю я без всякой радости в голосе.

— Да здравствуем мы, — отвечает таким же тоном она.

Падаю на пол и смотрю, как над нами зависает планолет и забирает тело Катона. Китнисс плачет и садится около меня. Обнимаю ее за плечи и напоминаю себе, что умирать сейчас нельзя. Осталось потерпеть совсем немного.

Проходит пару минут и Китнисс уже кричит в небо:

— Эй! В чем дело?

Но ничего не происходит.

— Может, надо спуститься? — раздумываю я вслух.

— У тебя получится?

— Постараюсь…

Мы скатываемся с верхушки Рога и падаем на мокрую от росы траву. Китнисс поднимается первая и разминает ноги, а потом помогает встать мне. Так мы ковыляем до самого озера, а там она отпускает меня, и я без сил плюхаюсь около берега.

— Чего им еще нужно?

— Не знаю.

Она смотрит на мою ногу и говорит, что нужно найти еще одну стрелу, чтобы вставить в жгут. Мне все равно, что она будет делать со мной, поэтому просто ложусь на рюкзак, как на подушку и наблюдаю за своей спасительницей. Сколько жизней я должен прожить, чтобы отплатить ей за все свои долги? Наверное, не меньше сотни.

— Нашла, — говорит она через пару минут и размахивает стрелой, которая отскочила от кольчуги Катона.

Опять сажусь и задираю штанину, и тут громогласный голос Клавдия Темплсмита снова раздается над ареной:

«Приветствую финалистов семьдесят четвертых Голодных Игр! Сообщаю вам об отмене недавних изменений в правилах. Детальное изучение регламента показало, что победитель может быть только один. Игры продолжаются! И пусть удача всегда будет на вашей стороне!»

Не верю своим ушам и просто таращусь на Китнисс, которая тоже застывает со стрелой в руке.

Это шутка? Да, наверное, это просто шутка. Нельзя сообщить о новом правиле, а потом отменить его. Это полнейший идиотизм, который означает, что…

Размышлять мне