не верят в нее, но она все равно готовилась, и сейчас я точно знаю, что она станет прекрасным про, что она уже — сильная! Ну а что сделаешь ТЫ — и решать тебе. Не окружению, не грубым парням, не родне, а тебе. Плевать на их мнение, не трать на них время и силы. Важно то, что ты сама хочешь сделать и чего — добиться. Вместо того, чтобы винить мир и заранее сдаваться, сперва ПОПРОБУЙ выиграть, окей?

— Эй! — раздалось со стороны. Какой-то парень заметил, что я влез рукой школьнице в сумку.

Тц. Дайте мне договорить!

— А чтобы выиграть, нужно играть по правилам. Если мы все — одиноки, не важно, где быть одному — изгоем на дне общества или элитой на вершине, куда большинство не способно забраться сами. Заставь мир принять себя и…

Тут великого оратора имени Нирена Шоды схватили за плечо. Я разжал руку и отошел на пару шагов.

— Эй ты, ты что здесь забыл? У тебя все в порядке? Что ты хочешь от нее? Ты как? — накинулись на меня с агрессивными вопросами одноклассники блондинки.

Я поморщился. Подобное внимание было нежелательно и неприятно.

— Тише, ребят, тише, все в порядке! — тут уж ворвалась на сцену Сэцуна, — Это мой семпай из другой школы, я попросила его прийти мне помочь! Хватит его терроризировать, иначе он откажется мне помогать! Ну ребят…

«Ребята» поутихли, но бросаемые на меня взгляды были далеки от доброжелательных. К «пострадавшей» от меня девушке подошли несколько подруг и тот самый парень.

— Я уже ухожу. Мы ведь все уже решили, верно? — я спокойно улыбнулся блондинке, провожавшей меня взглядом, имени которой так и не узнал (да и зачем бы), и, демонстрируя открытые поднятые руки, двинулся дальше по коридору.

Обеспокоенная Токаге, скомкано попрощавшись с товарищами, догнала меня и сразу же закидала вопросами, подозрениями, восхищениями, недовольством и прочими эмоциями.

Я незаметно взглянул на ладонь. Царапины, что шла поверх отводящей мышцы мизинца, почти не было видно, хотя пара капель крови и выступила.

Может быть, я все-таки вообразил себе все это?

Ну тогда это был очень стыдный фейл, что тут сказать…

Наболтал с три душеспасительных короба бедной случайной девушке… не помню даже, когда я столько говорил. Аж охрип. Да и с чего я вообще решил, что она одинока?

Я встряхнулся.

Ладно, было и было. Во всяком случае, по меньшей мере одной цели я добился, и Сэцуна напрочь забыла о теме нашего разговора.

Пора бы и мне выбросить лишние мысли из головы — через неделю экзамены, нужно сдать все максимально близко к идеальному результату, чтобы никакая мелочь не помешала мне попасть в «А» класс… и составить план тренировок и питания на эти две недели… спланировать поездку в Юэй…

* * *

Там же.

Едва не поддавшись эмоциям, девушка, немного наклонив голову, смотрела вслед уходящему прочь по коридору высокому голубоволосому парню.

… парень уже давно ушел, с ним ушла и другая, смутно знакомая школьница, с темно-зелеными волосами, за ними потянулись уже ее одноклассники, кто-то встал рядом, кто-то начал отряхивать ее рюкзак… кто-то настойчиво затряс ее за плечо… кто-то позвал ее… как его… который ей нравился, которым она хотела стать… Сайто.

Ей уже не нужен Сайто.

Она все смотрела вслед, в давно опустевший коридор.

Потом, практически рефлекторно, слизнула кровь с ножа для бумаги.

Кровь оказалась… хорошей.

Сильной.

Вкусной.

Правильной.

Да, «правильная» — то самое слово.

Вкус такой крови во рту был чем-то правильным, чем-то настоящим и верным, каким-то таким, как все и должно быть. Чем-то, чего ей так давно не хватало, и чем-то, к чему она, наверное, уже давно бессознательно стремилась.

Девушка едва заметно поморщилась. Она не очень ловко обращается со словами.

А еще ее одолевало желание применить причуду — прямо здесь, прямо сейчас! — но крови было слишком мало, хватило бы только на пару секунд (тут она ощутила разочарование). Она знала, что пары секунд слишком мало. Ты только прикоснешься, только ощутишь это, только начнешь понимать, каково это… и на этом все. Только захочешь больше.

И она недостаточно знает этого голубоволосого. Кто он? Откуда? Нужно выяснить, нужно узнать, но он уже ушел… он говорил что-то про какую-то академию…

Да и место, все же, для причуды неподходящее. Стоят тут, ходят, смотрят…

По правде говоря, она уже и думать забыла о своей прошлой влюбленности, как и всех этих ненужных одноклассниках вокруг. Чего они шумят?

Пора бы найти место потише и подумать.

Блондинка припомнила недавний разговор с голубоволосым вкусным парнем. Да, так она и будет его называть… «Вкусный парень».

Ну ничего.

Она его еще встретит. И в этот раз, да, да, возьмет себе больше, чем пара жалких капель!

Она облизнулась и почувствовала, как улыбается.

Искренне улыбается.

Люди обычно нервничают, когда она искренне улыбается.

Это хорошо.

Она чувствовала, как годами носимая маска веселой, рассудительной, воспитанной, нормальной трескается и разваливается, выпуская ее настоящую наружу. Как же давно она не чувствовала этой свободы… свободы быть самой собой… с самого детства…

Но все произошло совершенно не так. Она лишь чувствовала, что не в силах больше сдерживаться, что хочет, наконец, поддаться желанию быть ближе к тому, что ей нравится, обладать тем, что ей нравится, быть с тем, что нравится… быть тем, что нравится…

И вдруг оказалось, что то, что ей нравится, не рядом. А того, что рядом — она скосила взгляд на испуганного Сайто — уже совершенно недостаточно.

Она вернула маску, точнее, то, что от нее осталось, на место.

Значит… рано быть самой собой. Рано. Еще чуть-чуть… можно и потерпеть.

Отодвинув в сторону побледневших одноклассников и медленно идя к лестнице, девушка задумчиво покатала в голове возникшую мысль.

Вкусный парень сказал, что станет героем.

Да, все герои, да и вообще все, построенное вокруг героев, ее уже давно и глубоко бесят.

Но… кровь парня вкусная. Правильная.

Да, в обществе, какое оно есть, таким, как она, места нет.

Но… так ли это плохо?

Может быть, она просто не там искала?

Точнее, смотрела не с той стороны? Она глядела из толпы, от подножия горы, из темноты… и жаловалась самой себе на то, как здесь темно, и ее никто не видит, да?

Но, возможно… ей наоборот нужно было посмотреть с самой вершины этой горы?

В конце концов, тот, кто стоит на вершине, стоит