Шрифт:
Закладка:
– Да.
У меня было такое чувство, что в мире совсем не осталось воздуха. Голова болела, а руки казались непривычно голыми, и, закатав рукава, я поняла почему. Ожог исчез.
Генри кивнул и задрал брючину.
– Да, мой тоже пропал.
– Значит, все наши дела закончились, – сказала я.
Генри посмотрел в зал и сунул руки в карманы:
– Я должен был пойти с тобой.
– Нет, не должен. – Это касалось только меня и мамы, и как-нибудь потом я объясню ему всё. Может быть.
– Ну… ладно. Теперь я здесь, просто… ну, ты понимаешь. На случай, если…
– Да, понимаю.
Игорь поворчал. «Какой содержательный разговор».
– Ричард Эшли так рассердился, когда узнал, что ты вернулась сюда. Но сказал, что понимает. Он скоро может прийти. Тед расположился в кассе – вдруг нам что-нибудь понадобится.
Имя Ричарда Эшли напомнило мне, как мама, склонившись надо мной, взяла с меня обещание.
– Генри.
– Что-то не так?
– Как себя чувствует Маэстро?
– Кстати! – Генри хлопнул себя ладонью по лбу. – Какой же я идиот!
– Я давно это говорю, – улыбнулась я.
– Очень смешно. Надо было сразу же сообщить тебе. Собственно, я и собирался, но увидел куклу и… – Генри покачал головой. – Ну так вот, Оливия, Маэстро очнулся. Ему придётся долго восстанавливаться, но он поправится.
Меня охватило странное чувство – как будто с меня сняли тяжёлые цепи. Это меня немного испугало. Я покачнулась.
Генри подхватил меня под руку.
– Что с тобой?
– Всё хорошо. – Я улыбнулась ему. Что-то кольнуло у меня в груди, там, где когда-то погостили Фредерик, Тилли, Джакс и мистер Уортингтон. Но это было приятное ощущение. – Я так думаю.
Мы с Генри вышли в сквер и нашли дерево Тилли и Джакса, отливающее в утреннем свете серебром и багрянцем. Под ним, в прохладной, покрытой росой земле, мы закопали куклу.
Когда закончили, я легла на спину и стала смотреть сквозь листву в небо, а потом, закрыв глаза, вытянула руки и ноги и подставила тело лучам встающего солнца. Генри лёг рядом.
Некоторое время мы молчали. Земля была прохладной.
– Я буду скучать по ним, – сказала я наконец.
– Я тоже, – произнёс Генри.
Я потянулась ещё немного, чтобы коснуться кончиком мизинца кончика его большого пальца.
Он мягко ткнул меня большим пальцем в бок.
Что ж, по крайней мере, после всего произошедшего мы остались друзьями.
Глава 47
В тот же день Ричард Эшли отвёз меня в больницу. Я села на стул возле кровати Маэстро и, подтянув колени к подбородку, стала смотреть на него.
Сегодня он выглядел лучше. Трубок было уже не так много. Я крепко зажмурилась, гоня от себя образы монстров с кровоточащими трубками из Лимба, но не могла забыть их.
«Ты убила меня! – стонали чудовища. – Почему ты это сделала? Почему не простила меня?»
Я смахнула слёзы и стала раскачиваться. Жаль, что в больницу не разрешают приносить кошек.
– Потому что я злилась на тебя, – прошептала я. – И до сих пор ещё злюсь.
И это правда. Да, я дала маме обещание и постараюсь сдержать слово. Но я не могла щёлкнуть пальцами и простить его немедленно, и сомневалась, что вообще этого хочу.
Я подняла голову, чтобы посмотреть в лицо Маэстро – глаза закрыты, сальные волосы упали на лоб, рот приоткрыт, в носу трубки. Какой он маленький. Какие мы все маленькие.
– Ты должен был рассказать мне, – прошептала я ему.
Он, скорее всего, меня не слышал, ведь его накачали лекарствами. Но я всё равно произнесла это и повторила ещё и ещё раз, а потом положила голову на край кровати и под тонкой белой простынёй нашла его руку.
Глава 48
Апрель
Четыре флейты, четыре гобоя, три кларнета и два кларнета-пикколо, четыре фагота, десять валторн, десять труб, четыре тромбона, туба, огромный хор, арфа, орган и, как указано в партитуре, «как можно больше струнно-смычковых инструментов», по сути целая армия смычковых.
Основная идея исполнения Второй симфонии Малера – собрать на сцене как можно больше музыкантов. И наш оркестр каким-то образом должен был справиться с этим без дирижёра. Маэстро ещё оставался в больнице и был не в состоянии принимать участие в репетициях. Доктор Птица прописал ему месяц постельного режима и очень советовал не нарушать его или хотя бы не перенапрягаться.
Но нас это не останавливало.
Музыкантов созвал Ричард Эшли. Через две среды после несчастного случая с Маэстро весь оркестр собрался на сцене без инструментов. Некоторые наши старые спонсоры скинулись, чтобы провести в зале косметический ремонт для последнего концерта, и это намерение было одобрено городским инженерно-техническим бюро. Мы с нонни жили в домах оркестрантов, а Маэстро начал звонить из больницы моей бабушке с маминой стороны. Даже я разговаривала с бабушкой. Её голоса я не узнала, но она узнала мой. Как только я произнесла «Алло», она расплакалась.
Мы активно готовились к, возможно, самому важному концерту филармонии.
Ричард стоял за дирижёрским пультом с планшетом в руках. Мы с Генри сидели в первом ряду, Игорь устроился у меня на коленях. Ричард потребовал, чтобы мы тоже были там, на самом видном месте.
– Многие из вас предлагали встретиться сегодня, – начал Ричард Эшли. – Это была не только моя идея. Но сейчас, прежде чем мы начнём планировать прощальный концерт, я хочу вам кое-что сообщить. Оглядитесь вокруг. Внимательно оглядитесь.
Те же слова произнёс Маэстро в первый день, когда мы сюда вселились. Теперь их повторил Ричард. Оба раза, когда я осматривалась по сторонам, я видела одно и то же: кресла с выцветшей и потёртой обивкой, разрушающийся потолок, запылённый и закопчённый красочный слой.
Не самое прекрасное зрелище.
– Уродство, да? – спросил Ричард Эшли. – Если не сказать хуже.
Несколько человек засмеялись.
Игорь начал вылизываться. «Типичный трубач. Из всего устроит представление».
– Тише, – прошептала я.
– А теперь посмотрите ещё раз и вспомните.
И одно только слово «вспомните» подействовало на меня волшебным образом. Я вспомнила, оглядывая зал, двести пар глаз, которые смотрели вокруг вместе со мной. Вспомнила, как сидела в бельэтаже с мамой и наблюдала за репетицией. Она внимательно следила за происходящим, не отрывая глаз от сцены. «Это магия», – шепнула она мне однажды, держа меня на коленях и указывая на разные инструменты. Порой Маэстро поворачивался к нам и обеими руками
