следы, если они и были.

– Возвращаемся, – нахмурился Телор. – Теперь ничего и не докажешь… Впрочем, свидетели у нас ещё остались. Да и шахта теперь утеряна, а нет мирцита – нет и морт-мечей задешево.

– Им и того, что есть, надолго хватит, уж будь покоен, – буркнул Сэрим, скрестив на груди руки. – И если на то пошло, они не только мирцит обменивали на мечи.

Телор отвернулся резко, а у Фог горло перехватило.

«Пропавшие дети».

На дирижабль возвращались в молчании – да и не о чем было говорить.

– …Ты словно сама не своя нынче.

Сидше произнёс это негромко, вскользь, не отвлекаясь от изучения длинного свитка, на котором делал пометки чёрным грифелем в серебряной оправе. Дорогая вещица, которую не всякий киморт доверял своим ученикам, смотрелась в его тонких пальцах совершенно естественно, правильно.

«Ещё бы, – пронеслось в голове. – Тушечницы и кисти – для убелённых сединами чиновников, которые неспешно выводят знак за знаком на шёлковой бумаге, сидя под сенью цветущей эрисеи».

Как-то само собой вышло, что с ней пошёл именно он, а за штурвал сел Сэрим – тем более что дирижабль всё равно пока завис в воздухе и никуда не двигался. Телор тоже остался в навигаторской, но не потому, что нужен был там, а потому, что тут был бы лишним.

– Наверное, потому что боюсь не справиться, – ответила Фог также вполголоса.

Люк уже был откинут. Там, внизу, простиралась расщелина – огромная, бездонная пропасть, устрашающая, чёрная. С высоты она выглядела точь-в-точь как рана, которая если и зажила бы, то оставила бы по себе шрам, уродливый и грубый.

«Нарушающий порядок вещей».

– Ты не веришь в свои силы? – Сидше посмотрел на неё поверх свитка – спокойный взгляд, чёрные глаза, точно у куклы, вроде тех, что дарят наследникам ишмы.

Фог закусила губу и отвернулась.

События последних дней – всё, что произошло с того момента, как случилось землетрясение – помнились ещё слишком живо, ярко.

И – порождали беспомощность.

Ведь нельзя накрыть землю ладонью, как тревожного, мечущегося щенка, и успокоить; нельзя повернуть время вспять и вернуть павших в битве. Нельзя успеть всюду; нельзя предусмотреть всё…

Пальцы не дрожали, нет – просто иногда хватка ослабевала, и тогда казалось, что колба с мирцитом вот-вот выскользнет из рук и разобьётся.

– Я боюсь, что любой силы будет мало, – выдохнула Фог, прикрывая глаза. – Недостаточно ведь сомкнуть расщелину, чтобы всё исправить. То, что происходит – слишком большое. Даже… даже если убить лоргу вот прямо сейчас, ничего не изменится. Потому что есть ещё киморты, которые ему помогали, и наместник Биргир, и жадные купцы вроде Дургена, и дружинники, которым нравилось исполнять жестокие приказы, и есть сообщники на юге… А что до юга, так там ещё неспокойней. За жрицей Унной стоит храм Пяти Ветров, но и сторонники Радхаба сильны, и рабство… рабство кормило этот край не годы даже – века. Я… я как будто пытаюсь двигать гору, а приходится всю землю толкать. Разве… разве может что-то у меня получиться?

Наверное, она ждала, что Сидше её приободрит. Улыбнётся краешками губ; скажет что-нибудь туманное и одновременно почти непристойное… Но он только опустил взгляд, возвращаясь к записям, и пожал плечами:

– Как я могу обещать что-то, если некогда сам не справился?

У неё сердце точно остановилось.

– Ты…

– Но ты другая, – продолжил Сидше мягко, по-прежнему не глядя на неё. – И ты не одна. И гору двигать тебе без надобности. Не ты ли говорила, что вы, киморты, меняете мир вокруг? А это ведь происходит не в одно мгновение… Возможно, достаточно просто продолжать делать то, что ты считаешь верным.

Фог не знала, что сказать в ответ. Слишком много мыслей кружилось в голове; безупречная память подбрасывала то один образ, то другой, и всё это беспрестанно складывалось и рассыпалось, как в калейдоскопе – забаве для детей, которую торговцы предлагали на ярмарках в Шимре, кажется, испокон веков.

– Твой шрам, – неожиданно для самой себя произнесла она, глядя вниз, на бездонную пропасть, калечащую отметину на земле. – Откуда он?

Сидше обернулся:

– Ты спрашивала уже, госпожа.

И больше не сказал ничего.

На сей раз сомкнуть расщелину было гораздо труднее, но Фог справилась. Дольше, пожалуй, пришлось готовиться: изучать разлом, вместе с морт мысленно опускаясь глубже и глубже, мимо изломов скал, мимо чудищ, затаившихся в кавернах… В недра; во тьму; туда, где змеились мирцитовые жилы, а жар глубин становился невыносимым – для человека, разумеется, а не тех созданий, что обитали там.

Сидше находился рядом с ней всё это время – вплоть до того момента, когда тяжёлые породы сдвинулись, побуждаемые морт. Конечно, пропасть не исчезла совсем, а раздвоенная вершина горы не соединилась вновь, но теперь это уже не имело значения. Путь в глубины – и из глубин – был закрыт; снаружи оставались ещё чудовища, но не так много, и Телор пообещал взять их на себя, а Фогарта отправилась отдыхать.

В следующий раз она проснулась, когда уже стемнело, а «Штерра» приземлилась неподалёку от луга, который должен был стать местом для заключения мира, а превратился в место битвы. Всюду горели костры – верно, погребальные, но сейчас дым пах просто сухим смолистым деревом… а ещё пряным вином. Звучала музыка; слышался смех. Так, словно здесь не поминали усопших, а праздновали что-то, по-северному разгульно, свободно, легко.

– Наконец-то! – Иаллам встретил её у спуска с дирижабля. Всё ещё по привычке облачённый в светлые размашистые одеяния жителей пустыни, он двигался легко и бесшумно, как дух. – Идём! Только тебя и ждали. Не голодная? А то перекусить там толком и нечего, одни пресные лепёшки, горькие ягоды и мёд – так тут чествуют мертвецов.

– Да вроде бы не голодная…

– Ну, пеняй на себя! Хотя говори, если что, раздобудем тебе что-то посущественней лепёшек.

Он ухватил её за руку и потащил куда-то – мимо костров, сквозь искры, сладкий дым и аромат вина, мимо мужчин и женщин в синих, белых и зелёных плащах… Некоторые дружинники узнавали Фог и улыбались ей или приветственно поднимали чаши. Она не узнавала почти никого, несмотря на совершенную память киморта – пожалуй, потому что прежде не обращала на них внимания. Мимо гурнов, фыркающих в темноте; мимо копий и мечей, наискосок вонзённых в землю и украшенных лентами; мимо расписных телег кьярчи… Голова кружилась от запахов и звуков, от темноты, переполненной движением и жизнью. Наконец Иаллам остановился у одного из костров, который ничем не отличался от прочих, кроме того, что здесь