«..Да никто толком не знает, что там между ними вышло. Максим сказал — Надя упала на лестнице, поскользнулась, соседи подтвердили. Вот и имеем то, что имеем. Как бы там ни было, а решили детей на лето в деревню, потом Сашу в детский сад, а малого — в ясли. Но это же ничего не решает, мама! Я бы их забрала к нам совсем… Ну да, ты права, все решает Карп Михайлович… Хорошо. Привет всем…»

Тетка повесила трубку и потерла покрасневшее ухо.

— Ты что тут делаешь, Саша? — удивилась она. — Пришла на брата посмотреть? Так он спит… Ступай, включи телевизор в папиной комнате, там, наверное, мультики. После обеда пойдешь с нами гулять?

Александра, не отвечая, выбежала из комнаты. С тех пор никто не слышал от нее вопросов о том, когда же вернется домой ее мама…

Тетка Галина уехала в Гнилушку не по собственной воле.

Она рассчитывала прожить здесь еще года три, присматривая за детьми брата, — пока малыш окрепнет, а племянница немного подрастет. Тем более что у тетки появился ухажер.

В свои тридцать три Галина в семействе Смагиных числилась далеко не красавицей, однако мужчины обращали на нее внимание. Мнимое материнство что-то изменило в ней, и тетка расцвела и похорошела. Когда она плыла по бульвару, легко толкая перед собой коляску — статная, с прямой спиной, хорошо одетая и очень сдержанная, сразу становилось ясно: вот женщина, на которую можно положиться. Рядом семенила воспитанная девочка. На них то и дело оглядывались.

В один из вечеров Максим Смагин вернулся домой абсолютно трезвым и привел с собой сослуживца, закоренелого холостяка майора Сивковича, — коротконогого, широкого, с буйной, уже подсоленной сединой шевелюрой. Зачем майор понадобился Смагину — бог весть, тем более что слыл он непьющим. Тетка Галина как раз приготовила голубцы, которые на дух не терпела племянница; Александра закапризничала и была наказана, — может, оттого и запомнила тот ужин.

Взрослые уселись за стол в кухне, Валика уже накормили и уложили, и за этими хлопотами тетка несколько замешкалась. В кухню она вернулась с подведенными карандашом бровями и в новом платье, открывающем высокую крепкую шею. Щеки ее алели. Отец как раз воспитывал Александру, тетка почувствовала неловкость, искоса взглянула на гостя и поймала его взгляд — понимающий и осуждающий. Искра, которая пробежала между ними, видимо, была нешуточной силы, и пасьянс сошелся моментально. С того вечера, когда они с Сивковичем и словом перемолвиться толком не успели — отец сразу же утащил гостя к себе, вокруг тетки Галины бурно закипела совсем другая жизнь.

Сивкович позвонил на следующее утро и без обиняков заявил, что ночь не спал и просит о встрече. Александра и эту встречу тоже отлично запомнила. Майор явился с цветами и оказался на голову ниже Галины, потому что та обула лучшие свои туфли на высоченном каблуке, несмотря на то, что они были малы и зверски жали. Тетка была в бежевом летнем пальто, повязала голубой шарфик под цвет глаз, в руках сумочка — такая крошечная, что в нее помещались только кружевной носовой платочек, зеркальце и губная помада.

Александра давно заглядывалась на эту сумочку из черного шелка, оплетенного ажурной позолоченной сеткой, с застежками-шариками, и в конце концов получила ее в награду: за то, что развлекала разгулявшегося Валентина, катая его в коляске по бульвару. Был конец апреля, весна всем четверым кружила головы; счастливый майор — все у них с Галиной решилось в одну минуту — угощал Александру шоколадными конфетами, а тетке тайком целовал руки, беспрерывно что-то нашептывая в пламенеющее ушко. Затем он проводил их домой и простился, галантно добавив, что совсем ненадолго.

Как и когда они встречались помимо этих прогулок, Александра не знала; однако из детского любопытства снова стала шпионить за взрослыми и как бы нечаянно подслушивать разговоры. А между тем в доме воцарилось такое напряжение, что о них с младшим братом как будто забыли. Тетушка по ночам отсутствовала, и отец все более резко выражал недовольство.

— Тебе-то что за дело, Максим? — огрызалась тетка. — Я что, не имею права на личную жизнь? Ты вечно на поддаче и даже не замечаешь, что в доме порядок и все делается вовремя: постирано, выглажено, выметено, дети накормлены и уложены. В шесть утра я заступаю — и до ночи, а где я провожу ночь — никого не касается… У нас с Сивковичем серьезные отношения. Вы же с Савелием не захотели отдать мне детей? Вот тогда я бы точно уехала в Гнилушку, и ничего б не было. Мне семья нужна, я еще родить могу…

— Мы этот вариант обсудили, и на том точка. Не желаешь в деревню — выходи за Оську, я и сам как-нибудь управлюсь. — Смагин мрачно взглянул на сестру. — Только вот что, Галина, я тебе прямо замечу. Сивкович мужик хороший, но языкатый и с норовом. Будущего у него — ноль. Даже жилья не выслужил. Вы где с ним ночуете? Ну вот. Выше майора Оське не прыгнуть, ему уже под пятьдесят…

— Откуда тебе знать, Максим? — перебила она. — А если и так? Уедем с ним в Винницу, у него там родня… Да ничего мне не надо. Мы любим друг друга.

— Дура ты, Галка. Если не сложится у тебя с Оськой, назад дороги не будет, ты нашего папашу знаешь, — отец махнул рукой. — Живи как живется, пока дают… И пусть он лучше сюда ходит, переселим Вальку к Александре. А то скачешь ночами по офицерским общагам…

Сивкович начал бывать в их доме, однако вмешался дед Карп, и до свадьбы дело не дошло.

«Майоров нам не надо, — объявил он бабушке, — тем более без порток. Ты окороти, Клавдия, эту вертихвостку, пусть домой возвращается…»

Клавочка тут же поехала в райцентр звонить дочери.

— Старый пень, — кричала тетка Галина в мокрую от слез телефонную трубку. — Что ему все неймется? Что у нас за семья такая — сплошь контуженные? Мама, я люблю его и замуж хочу! О каком таком долге перед отцом и братом ты мне толкуешь? И слушать ничего не стану, не трать время впустую…

У Александры, как обычно торчавшей за дверью, начало щипать в носу — до того несчастным был голос тетушки. Ей стало жаль ее, но не настолько, чтобы расплакаться. Вокруг бушевали чужие взрослые страсти, но они не затрагивали их с Валентином замкнутое существование. Тем временем в ее маленьком сердце уже поселилось собственное большое чувство — к младшему брату.