По дороге наткнулся на Ингвара - тот с энтузиазмом командовал расчисткой перегородившего улицу завала. Здраво решил ему не мешать - а то еще вдруг помогать придется. Через квартал увидел Свенельда Карловича, деловито катившего куда-то на паро-телеге: в одной руке рычаг, во второй - его знаменитая секира, явно потемневшая от крови. Где и с кем успел повоевать управляющий, расспрашивать не стал - после сам расскажет.

Даже Даринку видел - ушлая девчонка ни много ни мало ухватила за гриву того самого водного коня предводителя ... предводительницы фоморов, и теперь упорно волокла его к дому Шабельских. Конь упирался, но как-то вяло, и выглядел совершенно замороченным. Вот тут уж Митя хотел вмешаться, но Даринка оглянулась, точно почувствовав его взгляд ... и она, и конь тут же исчезли из виду. Уж эти ее способности! Досадливо хмыкнув, Митя направился дальше.

В особняке на Тюремной площади царила затаившаяся тишина. Словно бы все обитатели дома караулили, прислушиваясь, у дверей своих комнат, но выглянуть не решались. Одна лишь бесстрашная Леська выскочила из кухни - Митя напрягся, ожидая то ли объятий, то ли упреков - но она лишь окинула его долгим нечитаемым взглядом и буркнула:

- Батюшка ваш в кабинете быть изволит. Вы токмо долго тама не задерживайтесь, а то ванна остынет, - и убежала в сторону ванны.

У дверей отцовского кабинета Митя задержался на мгновение, не решаясь постучать, потом обругал сам себя - он варягов не испугался, он фоморов не боялся! - и всё же вошел.

Отец сидел за столом, пристально глядя на лежащий перед ним заряженный паро-беллум. Лицо покрывали бесчисленные ссадины, шея забрана в плотный воротник бинтов, правая рука на перевези - кто-то из местных Живичей над ним поработал, хотя и не слишком хорошо. Но и то - Живичей в городе было мало и все слабосилки, а раненых много. Зато здоровой левой рукой он ласково так, как котенка, поглаживал паро-беллум.

- Истинный Князь, да? - не оборачиваясь на застывшего в дверях Митю, сказал отец. - Когда начались эти твои ... странности, у меня были лишь две мысли. Что ты все же не мой сын - прости, но это представлялось самым логичным. И что мы далеко не всё знаем о природе Кровного родства, и для его проявления все же не обязательно, чтоб оба родителя были Кровными. Вот про Истинного Князя мне ни единого раза не пришло в голову. Все же сказки, это ... это сказки! Как не ожидаешь в клетке попугая найти Жар Птицу, в будке дворового пса - Великого Симаргла, так и обнаружить Истинного Князя в собственном сыне. А ты ... ты давно ... знаешь?

- С поездки к тетушке в Ярославль. Когда мышку поднял, чтоб девицу пугать, которую тетушка Людмила тебе сватала, - тихо сказал Митя. И уточнил. – Девицу сватала.

Отец усмехнулся - пальцы его все также ласкали паро-беллум:

- А ведь я ее тогда за врунью посчитал, - и тоже уточнил. - Девицу.

Митя дернул плечом - оправдываться он не собирался, девица была препротивная. Сейчас он бы, может, и что похуже мертвой мышки на нее натравил.

- Когда мы вернулись, дядюшка Белозерский мне и рассказал ... к чему всё это.

- Ты мог бы сказать мне.

- Я ... не хотел. Не говорить, а умирать. А еще больше не хотел становиться нежитью.

Лицо отца стало встревоженным. Митя покивал, дескать, да, был такой риск.

- Надеялся, что мне удастся отвертеться. И злился еще ... Я ведь не думал, что мама — это сама Морана и есть! Думал, она вселилась в маму, и мама умерла ... из-за меня!

- Сама ... Морана ... и есть? - медленно-медленно повторил отец.

Митя посмотрел на него в панике. Он хотя бы знал о самом себе, а на отца это все обрушилось сразу.

- Она ... мама сказала, что была счастлива те шесть лет! С тобой. С нами.

- Рогнеда... Морана... - опять повторил отец и пальцы его аккуратно и крепко обняли рукоять паро-беллума. - То есть, если я сейчас пущу себе пулю в лоб – то встречусь с женой? - в голосе его явственно прозвучала угроза. - И смогу высказать ей всё, что думаю по сему поводу?

За окном словно потемнело. Митя почувствовал, как у него перехватывает дыхание, а потом, стараясь двигаться бесшумно, принялся подбираться к отцу.

- Да не крадись ты! - раздраженно бросил тот, по-прежнему не оглядываясь, и оттолкнул паро-беллум от себя. - Ни о каком самоубийстве не может быть и речи! Я - христианин, так что подожду на роду написанного срока.

За окном снова засияло осеннее солнце, а где-то вдалеке, кажется, пронесся облегченный вздох. Митя тоже выдохнул: теперь он был уверен, что отец будет жить долго. Может даже, очень долго. Дорогая маман навряд в ближайшие полвека найдет в себе душевные силы на обстоятельное объяснение с отцом своего ребенка.

- Да и сын у меня ... без матери растет. Как тебя, дурня, одного оставить, - отец слабо улыбнулся.

Митя отвернулся, чтобы отец не видел его лица, и часто-часто заморгал.

- Или ты предпочтешь жить с Белозерскими? - настороженно спросил отец. – Что ты хочешь делать?

- А... - Митя растерянно замер, а потом плюнул, и вполне простонародно отер глаза ладонью - уж больно слезы мешали. Хорошо хоть плюнул - мысленно, а то так и вовсе опроститься недолго, от эдаких-то потрясений. - Я не знаю. Я так старался не стать Истинным Князем, что почти не думал, что мне делать, если всё же стану ...

... Начищенный до блеска автоматон неспешно нес его по улицам столицы. Стальные копыта звонко били в брусчатку мостовой и каждый, каждый прохожий оглядывался на вороненого паро-коня и его блистательного всадника!

Автоматон свернул на Большую Морскую и остановился у Яхт-клуба. Двери распахнулись, услужливый швейцар с достоинством спустился навстречу. Митя легко выпрыгнул из седла, и швейцар с поклоном взобрался на его место, уводя паро-коня в гараж Яхт-клуба. Митя небрежно одернул пошитый альвом безупречный сюртук, оправил манишку альвийского шелка и принялся неспешно подниматься. Второй швейцар распахнул перед ним дверь и отвесил глубокий поклон. Помнится, в прошлый раз, когда он приезжал на извозчичьей пролетке, поклон был ниже, да