— Пустые это слова, — встрял в разговор казначей, жупын Йордаке. — Суд был праведным. Господарская одежда — святыня. Не полагается всякому надевать ее.

Ощутив на себе гневные взгляды остальных бояр, казначей поторопился скрыться в доме.

— Пошел, гречина, государю нашептывать на ухо, о чем мы тут говорили, — озлился спафарий. — Под его дудку пляшет воевода, а нас ни в грош не ставит.

— Никак не избавимся от этой проказы, — вздохнул великий логофет. — Когда их порубили и выгнали во времена Александра Илиеша, думал, не ступят никогда греки на землю Молдовы, а они как тараканы по трещинам попрятались и вот опять тянут руку к кормилу.

Вновь раздался крик несчастного драбанта:

— Не брал я! Побей меня бог, если хоть что-то взял! Помилуй меня, государь!

Потом голос смолк.

— Неправедно поступил воевода, — сказал сердар Штефан. — Парень этот чист сердцем.

Появился капитан Сэмэкишэ.

— Что вы сделали с тем парнем, что кричал? — спросил его логофет.

— Как было приказано: отрубили голову.

— Зачем же нам теперь ходить к воеводе? — сказал логофет Штефан. — Дело сделано!

Бояре насупились и недовольно сжали рты.

— Пошли, милостивые господа, — сказал логофет и направился к воротам. На улице спросил братьев Чоголя:

— Не желаете ли по бокалу выморозка? Мне только вчера доставили это вино из Котнар.

— С нашим удовольствием, — ответили братья.

— Пожалуй и ты, твоя честь, сердар Штефан, — пригласил его логофет.

— Не очень-то большой я любитель вина, но сегодня даже напиться хотел бы, — сказал сердар и взобрался в рыдван логофета.

Дом логофета Штефана был вместительным, построенный по образцу турецких. Слуги уставили стол копченой дичью, таранью, маслинами в уксусе, свежепросоленным салом, крутыми яйцами и вареными раками. Потом водрузили два большущих штофа с пенистым вином. Словно истомленные жаждой, мигом осушили бокалы. Вино было чуть-чуть сладковатым и пилось с легкостью необыкновенной. Вскоре все немного захмелели. Логофет задумчиво глядел на играющее огнями в хрустальном бокале рубиновое вино.

— С некоторых пор воевода ни в грош не ставит наши советы. Когда было дело с разгоном татар в Братуленах, — сказал спафарий Чоголя, — покойный жупын Тодорашку попытался было возразить, и чем все кончилось? Капитана Михая одели в брокартовый кафтан, а страна за все это заплатила кровью.

— И страна заплатила, и мы, бояре, урон великий понесли. А воевода легко отделался, — сказал капитан Штефан, возведенный недавно в ранг сердаря[28].

— Когда возвращаются госпожа Надица и дочка, спафарий? — спросил Чаурул.

— Эх! — вздохнул тот. — Думаю, что на этом свете нам больше не свидеться...

— Почему это? Деньги за выкуп послал? Разве не хватило? Мог бы еще попросить, — не отказал бы! — с укоризной произнес логофет.

— Денег достаточно, твоя честь, — обхватил голову руками спафарий, — но выкупать-то уже некого.

— Этого быть не может, братец! — взволнованно воскликнул логофет.

— Почему же?! Что, они попали к порядочным людям? Барышню Рэлуку хан взял в свой гарем, а оттуда — один путь... А боярыня...

Спафарий спрятал лицо в ладонях и беззвучно зарыдал.

— Кабы деньги пришли вовремя! — ударил он кулаком по столу. Пришли бы деньги вовремя!..

— Мог бы воевода послать даже гонца с деньгами и дарами, — молвил стольник, — было у него откуда. Тех кошельков, что швырял на свадьбу княжны Руксанды, хватило, чтобы выкупить тысячи людей из рабства. Ты лучше скажи, что не захотел! Он только о величии дома своего печется. Еще не успел породниться с гетманом Хмельницким, а уже кажет соседям саблю. Недавно отправил меня с посольством к принцу Ракоци, — сказал логофет Штефан. — Передал, чтоб тот тихо сидел, не то придется ему немалые кошельки платить татарам.

— И как поступил Ракоци? — спросил спафарий.

— Принц как человек разумный и уравновешенный, приказал капитанам готовить войско.

— Дрянь дело, честные бояре, — сказал сердар Штефан. — Нагрянут нежданно-негаданно венгры, и опять великий разор будет.

— Разумеется, могут нагрянуть. Не станут же они дожидаться, пока казаки и татары переберутся через горы и начнут грабить их земли... — подзуживал логофет своих изрядно выпивших гостей. — И еще скажу вам, что и у Ракоци, и у Матея войско справное, не то, что наше. К тому же, по правде говоря, не очень-то везет нашему воеводе в войнах. Слишком часто возвращается с синяками да шишками, — усмехнулся в усы логофет.

— Ни к чему нам ссориться с соседями как раз теперь, когда страна разорена и в нищете погрязла, — насупился спафарий.

— Право слово — ни к чему, а вот господарь ярится.

Логофет поднялся со стула и пальцами погасил чадящую свечу.

— Худо будет нам, боярам, под таким господством. Знаем, какой необузданный у него нрав да еще за широкой казацкой спиной, очень даже возможно, что будет у нас и война.

— А я разумею по-иному, логофет, — поднял свои затуманенные глаза спафарий. — Турки не допустят, чтоб казаки вмешивались в дела подвластной им страны.

— Разумеется, не допустят. Однако же, ежели дунайские княжества и Трансильвания схватятся, они притворятся, что не замечают ссоры промеж христиан. Позволят им убивать друг друга, чтоб затем превратить земли их в райи[29].

Спафарий вздохнул.

— Разорит он нас и Молдову. Сколько же долго терпеть нам такое господарство?

— Ежели смолчится, то и стерпится. А на деле не так уж и трудно согнать Лупу с престола, будь промеж нас согласие и в мыслях, и в делах. Помощь же получим и от Ракоци, и от воеводы Матея, которые тоже не чаят избавиться от такого сварливого соседа.

— Что касается меня, то я не против, — сказал старший Чоголя. И брат мой Мирон тоже. Потому как и он пострадал и натерпелся.

— Тогда не будем терять зря времени на пустые разговоры и перейдем к делу. Сперва свяжем себя клятвой.

— Свяжемся клятвой! — вторили