— Скажи мне правду, галга-солтан, есть ли среди тех дев кто-нибудь боярского рода?

Галга сердито сжал свои тонкие губы. Он догадался, что хану известна его тайна. Сердце его дрогнуло. Всю дорогу только и мечтал, что в его гареме будет та молодая, белолицая, как лилия, с синими, как небо, глазами, с губами, словно маковые лепестки. И вот мечта его развеялась, как пыль в степи. Хан себе ее возьмет.

— Велю тебе прислать ее нам, — сказал Гирей. — Люди говорят, что красива необыкновенно и что полюбовницей Лупу была. А вкус у него недурной. Ха-ха-ха! — расхохотался хан, дергаясь всем своим жирным телом.

— Есть девы и покрасивее ее. Одна с глазами, как маслины, волосы до пят и тело, словно мраморное, — сделал галга попытку спасти свою добычу. — Если бы только ты ее увидел, сердце сразу перестало бы биться.

— Сперва поглядим на эту, галга! Приведи ее немедля!

На измятом лице хана играли фиолетовые тени. Галга подавил в себе стон. Из рук его ускользала настоящая жемчужина. Ему оставалась лишь тетка той девушки, женщина еще молодая и красивая. Гнев кипел в нем. Но воля хана была законом. Как только он пришел домой, сразу же позвал своего старого евнуха и спросил:

— Подготовлена ли девушка из Молдавии?

— Подготовлена согреть твое сердце, о галга! — склонился в поклоне евнух.

— Отведи ее к хану!

Евнух недоуменно захлопал глазами.

— Чего уставился! — заорал галга, весь пунцовый от гнева. — Или ты совсем оглох?

— Все свершится по твоей воле, о всемогущий галга, — еще ниже склонился евнух и поторопился исчезнуть.

Галга взял за руку ожидавшую у ворот девушку и уселся с ней в рыдван. Лицо Рэлуки было залито слезами. Расставание с тетушкой было для нее большим горем.

— Вах, дитя мое, — дрожащими руками коснулся ее лица галга, — не огорчайся. Судьба пожелала, чтобы ты принадлежала другому. В эту ночь ты расцветешь в объятиях великого хана нашего.

Из всех слов галги Рэлука поняла, что везут ее к хану, и принялась еще пуще реветь. Такой, распухшей от слез, и увидал ее хан.

— Приблизься, — сделал он ей знак.

Рэлука, подталкиваемая галгой, сделала несколько шагов вперед. Хан взял ее руки в свои и с жадностью поглядел на них, потом его липкий взгляд заскользил по ее лицу, по лебединой шее...

— Ты слеп, галга, — простонал хан, не отрывая взора от девушки. — Ты действительно слеп, ежели не видишь красоты этой драгоценности. Теперь хочу остаться с ней, — нетерпеливо топнул он ногой, и галга поторопился выйти. Всю дорогу до дома копил он в себе гнев.

— Привести сюда рабыню из Молдавии! — приказал он. — Пусть арапы выкупают меня!

Пока два оголенных до пояс арапа натирали его сухощавое и твердое, как орех, тело, в светлицу с забранными решеткой оконцами евнух привел жупэнясу Надицу.

— Господин наш осчастливит тебя, ханум, — сказал он и вышел, задвигая за собой запор.

Госпожа Надица слышала, как запирается дверь, и показалось ей, что она замурована в этой комнате, что всю жизнь будет пребывать взаперти, навечно лишившись мужа и родной земли. Волна безнадежности нахлынула на нее. Знала, что сейчас отворится дверь, чтобы пропустить то мерзкое существо, которое испоганит душу ее и тело.

— Нет, — прошептала она. — Лучше смерть, чем глумление. Лучше смерть!

Она оглянулась. Комната была пустой. Только диван и столик в углу. Подошла к зарешеченному окну и в отчаянии глянула на небо.

— Была бы у меня веревка... — пробормотала она в отчаянии.

Руки коснулись волос, заплетенных в достигавших земли косы. Как грозовая молния, мелькнула мысль. Торопливыми движениями она подтащила столик к окну, поднялась на него, обернула шею косой, потом привязала ее к решетке и соскользнула со столика.

Спустя некоторое время вошел галга. При виде безжизненно висящего тела он закричал, как резаный:

— Проклятие! Чем я согрешил перед тобой, о, аллах, что ты лишаешь меня радости, которую я заслужил!

30

«Крепок лях задним умом».

Мирон Костин

Воевода с боярами и войском возвращался из Капотештского леса в стольный град. С вершины горы его взору открылся мрачный вид сгоревшего города. Церковь Трех святителей с закопченными куполами казалась согбенной вдовой.

Кое-где еще тлели пожары и из груды пепла вдруг вырывался огненный язык. Над городом висел удушливый запах гари и даже ветер не сумел вымести с улиц дым. Господарские дома сгорели дотла, осталась только обезглавленная, без куполов, церковь.

— Все пропало! — сказал спафарий Чоголя, отворачивая глаза от того места, где еще недавно стоял его дом.

— Да, ничто не спаслось от рук нехристей, — зло покусывал кончик уса логофет Штефан Георге Чаурул.

— От моего дома даже следа не осталось! — всхлипнул казначей Йордаке Кантакузино.

— Что ж теперь поделаешь! — вздохнул гетман Георге. — Сколько бы мы не сокрушались, что было, того не воротишь!

— Что и говорить! — покачал головой постельничий Тома. — Великое несчастье принес нам хан. Много лет должно пройти, пока мы все отстроим.

— Все будет сделано, ежели на то воля божья, — с горечью проговорил хлебничий Чоголя. — Но кто вернет нам наших хозяюшек и дочек наших, что в рабство угнаны. Вот, дочь брата моего и жена моя нечестивыми в рабство угнаны и судьба их неведома.

Воевода, слушавший этот разговор, вздрогнул. Значит, и Рэлуку угнали татары!

— Все мы пострадали, — сказал он погасшим голосом. — Отбудем в Сучаву и там дождемся, пока заново отстроят дворы наши.

Хотя, в основном, все господарское добро было отправлено в Нямецкую крепость, но и воевода несколько пострадал из-за сбежавших драбантов. Нагнав по дороге господарский обоз, они стали разбивать ящики и хватать воеводское добро.

— Не трогайте, сумасшедшие! — кричали охранники и возницы. — Придется ответ держать!

— Перед кем ответ держать, когда самого воеводу и всех бояр