Трэвис наверняка наглотался таблеток или выбрал другой изысканный способ – это точно не было чем-то связанным с текущей кровью или со свободным падением, ни с чем, что требует смелости. Если бы Лукас не вмешался, результат был бы тот же – через неделю, или вчера, или также сегодня; однако смерть была бы бесконечно слаще, на мандале, в объятиях Вселенной… и без записи где угодно, кроме Божьего лика.

Лукас достал микрод из проигрывателя. Он сомневался, что когда-либо найдет в себе силы посмотреть запись до самого конца. Четыре часа двадцать пять минут, ну, всё-таки! Парад мучительного стремления спешно обеспечить бессмертие всем порывам души, воспоминаниям и проблемам с выделением… эссенция неловкости и унижения… эталон смехотворности, уцелевшая в веках мелочь – вот что осталось от Роберта Трэвиса! У Лукаса было призрачное ощущение, что он держит в руках не микрод, а его душу; а также призрачное убеждение, что Трэвис посылал его с тем же ощущением. Тяжелая ответственность, которая вот так вдруг повисла на шее Лукаса. Тяжесть надежд. Душа не стоит хранения, но и выбросить нельзя. Смотреть на нее невозможно, но в ком найдется смелость удалить ее?

Лукас пожалел Аккӱтликса, который, будучи богом, копается в подобном целыми днями.

Глава пятнадцатая

Йота Ауригэ

Фиона Фергюссон разложила на столе кучку бумаг и нацарапанных заметок. Все это она раздобыла в течение последних трех дней. Просыпалась по несколько раз за ночь и писала как сумасшедшая. Тут было много всего. Но она не могла разобрать.

Бумажки были помяты – в конце концов, она делала записи в кровати, в темноте и наполовину во сне, – еще и потасканы оттого, что она целый день их раскладывала, комбинировала и пыталась в них разобраться; но Фиона давно знала, что неразумно красиво переписывать все начисто, потому что так может быть утеряна часть информации. А для этих записей правило действовало вдвойне. Кроме нескольких предложений на терронском, там были одни цифры и незнакомые слова. Большую группу составляли знаки – вполне возможно, ӧссенские.

С ними она сама не справится. Можно попробовать отгадать отдельные фразы, но этого не хватит. Это наверняка цитаты, а в таком случае главную роль играет контекст. Даже если бы ей повезло и она нашла бы все знаки в словаре, она ни за что в жизни не обнаружит связи. Конечно, раньше у нее бы не возникло проблем. Она бы собрала бумажки и отнесла их в лардӧэн, где Прастарая бы ей все прочитала. Но идти к Прастарой она не отваживалась. К специалистам по Аккӱтликсу дорога теперь закрыта.

Показать их она могла разве что Хильдебрандту.

При мысли о нем Фиона ухмыльнулась.

Кто высоко летает, тот низко падает; чего она ему от всей души желала. Ее подруга Элис из архива исследований была после того воскресного выступления охвачена восхищением, которое граничило с душевной болезнью, но это не отменяло факта, что его позиция в Совете была в опасности. Когда Фионе в понедельник, после выступления, позвонил Стэффорд и поручил организовать розыск фомальхиванина, она сразу поняла, что в планах Лукаса что-то пошло не так. Она раздумывала, стоит ли сохранить деликатную сдержанность, но так как привыкла решать дела сразу, то спросила напрямую и в этот раз.

– Нет, Лукас Хильдебрандт не имеет никаких полномочий вести переговоры с фомальхиванином, – сказал Стэффорд. – То, что он сделал вчера, было своевольным их превышением. С самого начала я поручил дело вам, Фиона, и это поручение еще в силе. Я понимаю, что Хильдебрандт вмешался и буквально воспрепятствовал вашей работе. Я уже дал ему понять, что не одобряю такой подход.

«А если бы у него случайно вышло? – думала про себя Фиона. – Если бы фомальхиванин не сбежал от него и Лукас бы сегодня утром с большим фурором привел его к тебе в офис? Тогда бы ты по-другому запел, а? Сыпал бы ему лепестки роз под ноги, выстрелил бы из пушки и повысил ему зарплату». Но вслух этого не сказала.

Дело все равно было не в Стэффорде. Не было смысла хотеть ему угодить. Фиона будет искать Аш~шада прежде всего ради себя.

Ведь найти его – ее предназначение. То, что шеф неожиданно оказывает ей поддержку, можно воспринимать как непрямой намек Судьбы, которая через него добавляет ей уверенности в себе – что, конечно, приятно, но совсем не обязательно. Нужно быть совсем слепой, чтобы не чувствовать своего предназначения. Фомальхиванин тоже это чувствует. Потому он ушел от Лукаса. Теперь он лишь ждет, когда она сможет с ним связаться.

Фиона углубилась в работу. Отложила записки из снов и провела понедельник в поиске рекомендаций и в звонках в детективные агентства. Дважды она отгоняла от своего стола Элис, которая пристраивалась рядом и пыталась ей рассказывать, как прекрасен был Лукас Хильдебрандт, когда говорил с медиантами. Фиона выбрала три самых многообещающих агентства и согласовала встречи. Во вторник обошла все; на работе ее почти не было, потому Элис она выгнала лишь раз. Сегодня она договорилась с одним из детективов. Конфиденциальность была гарантирована: детективные агентства не подчинялись закону об информации. Фиона могла быть спокойна. Наконец всё снова в ее руках.

Кроме того, что именно сегодня – среда.

Когда Фиона вернулась в офис и выгнала Элис, то снова разложила перед собой нечитаемые плоды своих снов. В голове назойливо крутилась мысль, что она все же могла бы зайти к Прастарой. В конце концов, она пока не так уж и провинилась – во всяком случае, не явным образом. Ослушалась приказа Матери – это так. Улетела на Марс против ее воли. Но Мать сама, в свою очередь, ослушалась приказа зӱрёгала. Там на Деймосе, после смерти Рут Дэш, зӱрёгал отчетливо говорил о бунте. Если бы он сам не был на данный момент мертв, у Прастарой могли бы быть большие неприятности. Фиона в последние дни обдумала, что же произошло в лардӧэне: зӱрёгал наверняка знал о Марсе, фомальхиванине и ее полете, потому пришел к Прастарой и под прикрытием мицелиальной завесы приказал ей, чтобы та заставила свою ученицу убить фомальхиванина. Однако Прастарая вместо этого предупредила Фиону, чтобы она в это не впутывалась. Хотела уберечь ее от неприятностей. В общем-то, Фиона должна быть ей благодарна.

Стоило бы из приличия заглянуть к ней. Поблагодарить за все. По крайней мере, попрощаться. Даже если бы последовали упреки, все-таки… она ходила туда столько лет! Неделю за