Дело сделано. Она смогла с ним справиться – все еще могла.

Хоть это и было адски утомительно.

Ёлтаӱл смотрела на нее. Затем вздохнула.

– У людей всегда бывают проблемы, всякие разные. Никто не удивится, если ты будешь искать помощи. Сейчас скажу страшную вещь: говорить или не говорить Лусу о фомальчике – это далеко не первое дело. Надо сначала обдумать, как нам извлечь выгоду. Это ли не призыв к действию – что он нужен Кораблям?

– Для тебя будет главной выгодой никогда с ним не встречаться, – заверила ее Камёлё. – Именно потому, что он нужен многим совсем разным сторонам. – Она сбросила обувь и села на стул. – Никто не знает, о чем сам фомальхиванин думает. Он ведет себя совсем нерационально. И может быть смертельно опасным. Я послушала, что говорил зӱрёгал…

– Что говорил?! Зӱрёгал?! Ну даешь! – захихикала Ёлтаӱл. – Да-да, мне досточтимый Бука тоже кое-что нарассказывал, когда залез сюда! Он тоже был опасным, прям смертельно! Прям убийственным! Угроза физической расправой – аргументик весомый, но не говори, прошу тебя, что ты веришь этой ерунде. Зӱрёгал пришел убить фомальхиванина. Ну бывает так, что после этого человек немножко предвзят. – Ёлтаӱл уперла руки в боки. – Этот Аш~шад для Церкви как палка в колеса. Маёвёнё может взбеситься, увидев в новостях личико язычника. Но это все еще не значит, что он людоед. Покажи мне негодяя, который рисковал бы своей шеей ради каких-то чужих сопляков в поезде! И сама же говоришь, что он лучший. Прилепиться к нему – вот было бы дело.

– Тебе надоело волочиться за Аӧрлёмёгерлем? Я думала, у вас отличные рабочие отношения.

Ёлтаӱл махнула рукой.

– Ну да. Так и есть! Но ты знаешь, как бывает.

– Да – я знаю, как бывает. Так же хорошо, как и ты. Когда запахло жареным, Аӧрлёмёгерль за меня не заступился. Никто за нас не заступится, пойми! Могу лишь диву даваться, как тебе не надоест искать влиятельных защитников.

– У тебя, конечно, нет такой нужды, а? Ты никогда бы не спряталась, например, у медианта! – хихикнула Ёлтаӱл.

Камёлё стиснула зубы. Это замечание ее задело. На Ӧссе, где основой всех отношений были иерархия и уважение авторитетов, бытие и небытие каждого человека зависело от его способности выстраивать взаимоотношения. Видно, она не избавилась от этого типа мышления и на Земле. Ее уши кривились от язвительности. Да, хоть после бури она и сбежала домой, но затем снова закрыла свою квартиру и вернулась к Джерри. Она убеждала себя, что Джерри живет дальше от центра психотронного вихря. Ей казалось это совершенно естественным – он ее защитит.

«И это я не хотела напрашиваться! Ни к кому! Рё Аккӱтликс, как я до сих пор не избавилась от этого тупицы?!» – думала теперь Камёлё. Искать безопасности именно у него было дурацкой идеей. Это не помогало. Она сразу знала, что не поможет: осознание пришло еще в первый вечер, когда против зӱрёгала она все равно стояла сама за себя. А тот самодовольный хранитель злато-ало-черной бутылочки не смог бы ей помочь, даже если бы вдруг захотел. Со своими проблемами она справилась сама. И все равно уже две недели жила у Джерри. Он не был ей дорог, и все же она каждый вечер упрямо возвращалась в его квартиру вместо своей. Почему же? Теперь, когда она видела искорки насмешки в глазах Ёлтаӱл – когда она впитала в себя ее всезнающий взгляд и слабенький укол трёигрӱ,– ее осенило.

Это от Луса, а не от зӱрёгала она инстинктивно хотела защититься. Это Лус должен был увидеть ее с другим мужчиной. Ей хотелось хоть ненадолго быть с кем-нибудь, с кем угодно. Она бы ни за что не призналась Лусу, что все эти годы оставалась… одна.

Ёлтаӱл начала убирать со стола, но все не унималась.

– И вообще! Как это ты все знаешь, если якобы не знаешь ничего? Вон этот фомальчонок, может, и не от Кораблей смылся, – ворчала она под нос. – Может, он свинтил, как раз чтоб быть для всех еще ценнее. Подождет, пока за ним все побегут… и пока получит выгодные предложения…

– Ты бы на его месте так и сделала, а? – посмеивалась Камёлё. – Только если бы эти твои бутылочки хоть немного работали.

Кончики ее ушей кривились от иронии, когда она представила, какой эстрадный номер ей пришлось бы разыгрывать; но ее рука все равно неизбежно тянулась к горке кӧрша. Лус тоже брал из этой вазочки; она чувствовала следы его пальцев, записанные в информационных слоях, словно пятна сажи. Камёлё нащупала одно подходящее печенье, то, на котором сильнее всего застыли черные отголоски его ауры, и сжала его в ладони. Прикрыла глаза и подчинилась неизбежному. Впитывала всё: осколки льда, приливы силы, темноту.

Рё Аккӱтликс. Как близко к нему она вдруг оказалась!

Отчаяние залило ее словно холодная вода.

– Аш~шад с Фомальхивы давно получил лучшее предложение, – хрипло сказала Камёлё. – И я готова поспорить, что он достаточно умный, чтобы понять это. Если он отвернулся от него, значит, действует не из корысти. – Она положила печенье обратно в вазочку. Демонстративно отряхнула крошки с пальцев. – Пусть Лус бесится! Он тоже не глупый. И уже понял, что с фомальхиванином ничего не выйдет.

Ёлтаӱл с несогласием наблюдала за ней. Тишина между ними разрасталась как безудержный мицелий ядовитых грибов.

– Ты его прям ненавидишь, а? – проронила Прастарая. – Я понимаю, что мало приятного было… между вами двумя. Но ты скисла как старое молоко. Долго еще будешь мучиться? Будешь вечно от Лӱкеас Луса под стол прятаться?

– Чего?! Я? – взорвалась Камёлё. – Да мне плевать на него!

– Ты прячешься от него. Если бы тебе было все равно, ты бы не запарилась с невидимостью.

– Просто нет настроения! Не знаю я, о чем с ним разговаривать! Меня даже не удивляет, что своим тотальным цинизмом и фанатичностью он смог отвратить от себя фомальхиванина всего за неделю.

Ёлтаӱл лишь приподняла брови.

– Вот это я называю – принципиальная позиция! Рада слышать, что ты хорошенько расквиталась с прошлым, дочь! Лӱкеас Лус – козел паршивый. Так что теперь, когда тебя не обременяют никакие долбаные чувства, ты без проблем сможешь плести интриги против него.

– Ёлтаӱл… – беспомощно начала Камёлё.

– Что фомальчиком не руководит корысть – это все полная чепуха. На свете не существует никаких других мотивов, кроме корысти. – Ёлтаӱл театрально раскинула руки, широкие рукава ее одеяния заколыхались. – Жизнь – это спекуляция! Все наше банальное