И все-таки перед самым уходом, уже в дверях, она обернулась и посмотрела на него. В ее глазах было столько тоски, как у побитой собаки, что у него перехватило дыхание.

— С наступающим Новым годом, — тихо сказала она ему и вышла.

Заперев дверь, Динка медленно обернулась и уставилась на Макара.

— Кажется, пришла моя очередь спрашивать, что это сейчас такое было? — поинтересовалась она.

Динка

Они сидели за кухонным столом и старательно, по крупицам, восстанавливали картинки давнего прошлого.

— Соня приходила ко мне в больницу, — Макар отвел глаза и сосредоточенно поболтал ложечкой в своей чашке с чаем, делая вид, что нет ничего более увлекательного, чем это занятие.

— Когда? — спросила Динка.

— Сразу после того, как я пришел в себя.

— И ее… пустили? — недоверчиво уточнила она.

— Как видишь, да.

Динке вдруг стало страшно.

— Между вами что-то было? — настороженно поинтересовалась она.

В горле пересохло, каждое слово давалось с большим трудом. Почему-то в голову сразу полезли всякие абсурдные и ужасные в своей нелепости картинки — ее сестра и Макар… вместе… он обнимает ее, целует…

Он невесело усмехнулся, пытаясь шутить:

— Ты меня переоцениваешь. В моем-то тогдашнем состоянии!

— Но ведь зачем-то она приходила. Неужели просто для того, чтобы проявить дружеское участие? — Динка не удержалась от шпильки.

— Нет… — Макар покачал головой и машинально сделал глоток давно остывшего чая. — Рыдала и признавалась в любви.

Динка недоверчиво округлила глаза.

— Признавалась в любви?!

— Ну да.

— То есть, прямо по-настоящему? Всерьез?

— Прямо по-настоящему. Всерьез, — подтвердил он. — Я и сам обалдел. Честно…

— Она мне ничего об этом не рассказывала, — потрясенно выдохнула Динка. — Я, конечно, с самого начала подозревала, что ты ей нравишься, но даже не думала, что у нее это так далеко зашло… А чего она от тебя хотела? Чего пыталась добиться этим признанием? Заставить быть с ней вместе?

— Видимо, так. Убеждала, что у нас с тобой все равно ничего не получится. Что ты меня бросишь… а она будет любить меня всю жизнь — всякого, даже инвалида.

Динка на мгновение прикрыла глаза и покачала головой:

— Прости, но я… никак не могу в это поверить. Это настолько на нее не похоже… ну, чтобы она плакала, упрашивала, унижалась… Да она скорее язык себе откусит, чем признается в собственной слабости. Ты как будто о другом человеке мне сейчас рассказываешь. Я… вообще не помню Соню слабой и уязвимой. Она всегда была чуть выше всех остальных, смотрела сверху вниз…

Макар хмыкнул, словно ее наивность его забавляла.

— Я уже говорил это, но мне временами кажется, что ты совсем не знаешь собственную сестру. У нее столько масок, что, по ходу, она уже сама забыла, каково ее настоящее лицо. Кстати, я даже не уверен, что у нее ко мне действительно были серьезные чувства. Просто я был твоим парнем — в этом все дело.

Динка непонимающе нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Она с детства завидовала тебе, ревновала и подсознательно стремилась оказаться на твоем месте…

— Завидовала? Господи, да чему же?! — ахнула Динка.

Макар пожал плечами.

— Тут много всего. И внимание мальчиков, и отцовская любовь…

— Отцовская — что?! — переспросила она в шоке.

— Отец всегда любил тебя больше, чем ее, и Соня это прекрасно знала.

У Динки задрожали губы.

— Ты смеешься сейчас, да? Издеваешься? То, как он со мной обходился… как целенаправленно ломал меня все годы… и до сих пор продолжает! Это называется «любовь»?!

Макар потянулся к ее руке и успокаивающе накрыл своей.

— Любовь, — кивнул он. — Бывает и такая. А бывает намного хуже…

Некоторое время Динка сидела молча, осмысливая его слова. В душе словно раскинулась ледяная пустыня.

— А ты… что ты ей сказал? — спросила она наконец бесцветным голосом.

Макар, видимо, не сразу сообразил, что речь идет о Соне.

— Что я мог сказать? — он пожал плечами. — Послал ее куда подальше… кажется, в очень грубой форме.

Динка подняла голову и с сомнением уставилась на него.

— Да ну, не верю! Ты же не такой.

Макар помрачнел, вероятно, мысленно вновь возвращаясь в тот день.

— Тогда мне было не до реверансов. Все-таки, сломанная спина — это не шутки… Мне вообще казалось, что жизнь кончилась. А тут еще и ты… — он запнулся, не договорив фразу.

— Что я?

На несколько мучительных мгновений он отвел глаза, но затем все-таки решился взглянуть ей в лицо:

— Сама знаешь. Ты ведь даже ни разу не пришла ко мне.

У Динки сам собой открылся рот — настолько она была шокирована его словами.

— Чего?! Это ты не захотел меня видеть! Я вообще-то таскалась в больницу ежедневно, сидела как дура под окнами, потому что внутрь меня не пускали. Я и записки тебе передавала… через медсестер и санитарок!

Макар медленно покачал головой, не отрывая от нее взгляда.

— Я не получил ни одной, — севшим голосом произнес он. — И что это за бред, с чего ты взяла, что я не хотел тебя видеть?

Динка дернула плечом.

— Мне так передали.

— Кто передал? — быстро спросил он, и по его лицу было видно, что он уже догадывается, уже знает ответ.

— Твоя мама, — вынуждена была признаться она. — Возможно, то, что меня не пускали внутрь, тоже было ее распоряжением…

Лицо Макара исказила болезненная гримаса.

— Этого не может быть, — заявил он наконец, но не слишком-то уверенно.

— Именно это и было, — кивнула Динка. — Мне нет смысла врать десять лет спустя.

Он нервно кусал губы, видимо, отчаянно борясь с демонами в своей душе и пытаясь определиться, кому он больше доверяет — матери или Динке.

— Но ты… не поздравила меня с днем рождения. Даже не позвонила в тот день! — беспомощно и обвиняюще сказал он наконец. — И вообще вела себя так, будто тебе все равно.

Динка сделала глубокий вдох.

— Ты же помнишь, должно быть, что отец отобрал у меня телефон. Но я приготовила тебе подарок и хотела устроить сюрприз — прийти вечером в цирк на твое выступление.

— Ты — прийти в цирк? — недоверчиво переспросил Макар. — Ты же ненавидишь воздушную гимнастику.

— Да, но в тот день была премьера твоего номера… Я понимала, насколько это важно и значимо для тебя. Соня даже пообещала меня прикрыть — сказать отцу, что мы вместе на дне рождения одноклассницы. Но в итоге ты увидел меня в кафе вместе с Гариком и, вероятно, напридумывал себе лишнего…

— Да… Гарик… — на глазах мрачнея, повторил Макар. — Но только я ничего не придумывал.