– Доктор Уайт, – очень серьёзно, почти траурным голосом, заявил агент, – к сожалению, вашей теорией нельзя ни с кем делиться. Надеюсь, вы ещё не говорили о ней дипломатам?

Артур удивился и напрягся. Что значит «не говорили»? Он, конечно, обещал интригану, ищущему всюду врагов Америки, что будет с ним делиться чем-то особым, прежде чем выдавать официально, но не вся же его деятельность проходит цензурирование!

– Мистер Джулиани, – ответил профессор с некоторым раздражением в голосе, – я сообщил вам ряд мыслей, которые были только моими, как вы и просили, но остальные выводы стали результатом нашей общей с Ланге работы. Само собой, их мы, согласно условиям контракта, передали всем. И я не очень настроен на то, чтобы работать с вами в таком режиме. Если бы вы в самом начале озвучили это, я бы ни в жизнь не согласился.

Джулиани сидел перед ним, положив руку на руку. Пиджак его красивой формы висел на спинке стула, галстук был небрежно ослаблен, белая рубашка немного натягивалась на слегка пухлом теле, а формирующаяся лысина и двухдневная щетина дополняли не слишком приятную картину. Агент слегка склонил голову, поглядывая с суровой хитрецой то на него, то на Джоанну Коллинс, которая, не в пример коллеге, выглядела аккуратно и подтянуто. Если бы Уайт увидел такой взгляд от бандита, судьи или полицейского, он бы понял, что быть беде. Видимо, он характерен для всех, выбравших в качестве профессии третирование людей и издевательство над свободами.

– Артур, – Джулиани раскрыл лежащие одна на другой ладони, заставив тем самым профессора перевести взгляд на его руки, словно в ожидании увидеть там гранату или пистолет, – я не пытаюсь вас ни к чему склонять. И ни в чём не буду вас обвинять. Но вы тоже не устраивайте сцен. Я сегодня ночью много уже их видел. Вы никогда, поверьте, никогда не отказались бы от любых ужасных условий, захоти мы вас в них поставить. Я знаю ваш тип людей, – улыбка мелькнула на его лице буквально на долю секунды, зафиксировавшись в памяти, как нечто, что было и чего не было одновременно. – Вы способны работать под прессом, под уголовным преследованием, в тюрьме и даже под дулом пистолета. Не спорьте, – добавил он, видя, что Артур собирается ему возразить, – не надо меня затыкать. Я за свою карьеру отлично изучил людей, не хуже, чем вы звёзды и биологию. Я вижу вас насквозь. Но не это моё главное достоинство, Артур. Главное моё достоинство в том, что я никогда не меняю правил игры. В моей работе быть уличённым во лжи и непоследовательности – значит навсегда потерять лицо. Со мной не станут заключать договоры преступники и противники. Меня сочтут двойным агентом, да кем угодно. Так что честность и последовательность – моё кредо. Вам они могут быть неприятны, и сам я могу вам не нравиться. Поверьте, не вы первый. Сейчас вы сидите здесь ровно потому, что я предложил вам условия, которые вас устроили. Никто их и не меняет. Однако, вы должны знать о том, что произошло за ночь, и тогда вы поймете меня лучше, и, вероятно, в следующий раз подумаете в первую очередь над общей повесткой, а не над выдранным из контекста моментом.

– Сэмюэл, а можем ли предоставить ему информацию? Она же не относится напрямую к его задачам, – неожиданно спросила агент Коллинс.

– Он же подписал соглашение. Я считаю, что имея всю информацию, доктор Уайт окажется ценнее для нас всех.

Артур напрягся. Что же за информация? Что ещё случилось? И что за «окажется ценнее для нас всех»? Джулиани как раз решил раскрыть все карты, будто услышав его вопросы:

– После предоставленного вам рапорта о переговорах, пришёл ещё один от того же Кристофа Ламбера, где он указал, что просит снять его с поста руководителя колонии и рекомендует назначить Джессику Хилл новым лидером. Далее, сегодня ночью, примерно в районе часа по местному времени, что удивительно совпало с ночью в нашей колонии на Марсе, нашему представителю в дипломатическом корпусе операции была вручена нота протеста от китайского представителя. Со мной поделились ей немедленно. Да, и с Джоанной тоже, – агент обратил внимание на то, что Артур перевёл взгляд на Коллинс, – после чего мы организовали закрытую встречу. В ноте говорилось о том, что колонист Айзек Кинг был науськан нашими службами с целью принизить роль КНР в переговорах, вёл себя с колонистом Чжоу Шаном грубо, общался с позиции сильного, угрожая, давя на него морально и физически, и сверг Кристофа Ламбера и Чжоу Шана с управляющих должностей колонии, опираясь на русского Дмитрия Волкова.

Уайт завис. Да не может быть, что за ерунда! Кто бы стал «проталкивать» свою страну вперёд, когда судьба всего человечества висит на волоске?

– В доказательство нам предоставили рапорт Чжоу Шана с подробным описанием произошедшего после переговоров и… украденную переписку с инструкциями, отправленными от нас Кингу и из Москвы Волкову.

– То есть, вы признаёте, что китайцы правы? – Артур очередной раз понял, насколько грязными могут быть политические игры, и ему стало очень грустно за людей, с каждой секундой всё глубже падавших в пропасть.

– Прекратите, профессор, – Джулиани кинул ему папку, – вот здесь все данные о том, какие задачи они ставили тайконавту. Тут Уайт вспомнил, как забавно астронавтов называют в Китае. – Мы так же можем перехватывать их секретные переговоры с Марсом, как и они наши. Но в отличие от них не строим на этом обвинений. Вопрос не закрыт. Пока мы вели общение, пришло экстренное сообщение о том, что в результате аварии в системе жизнеобеспечения одного из модулей сильно пострадал русский космонавт. Он сейчас в коме, его жизнь на грани. Вы понимаете, что творится, Артур?

Уайт не понимал, он не был не то что профессионалом, но даже любителем мира интриг, заговоров и козней, но подобное развитие событие неприятно, что и говорить. Он промолчал, лишь опустив глаза.

– Айзек Кинг передал мне по нашему прямому каналу, что перед происшествием он общался с Волковым, и тот жаловался, будто бы Чжоу сотворил что-то крайне неприятное из личной мести. Полковник считает, что авария не случайна. Дмитрий дежурил в модуле сразу после китайца, и Шан мог подстроить аварию. Не смотрите так на меня, Артур, я вас просто информирую, а вы потом сделаете выводы. Так вот, через десять минут после этого президенту США позвонили из Москвы. Они признались, что перехватили сообщение Кинга и