длинную речь о моей безопасности, потому что я необходима тебе, чтобы спасти твоих друзей, — медленно произнесла я, — а потом говоришь, что тащишь меня прямо в центр действующего конфликта?

— Звучит забавно?

— Как, черт возьми, я смогу остаться в живых в центре зоны боевых действий, Фишер?

На этот раз, когда он засмеялся, звук получился глухим.

— Держась поближе ко мне, Оша. Как можно ближе.

Я выпила три кружки пива и скормила Ониксу большую часть еды, которую Фишер заказал для нас. От рагу из копченого мяса у меня потекли слюнки, но я едва смогла проглотить его. Кэррион Свифт лежал без сознания в сарае снаружи. Кэррион, мать его, Свифт, когда мне нужен был Хейден. Я была связана клятвой на крови и не получила ничего из того, на что рассчитывала. В лучшем случае мой брат все еще был в ловушке в Зилварене, голодный, умирающий от жажды и ежесекундно оглядывающийся через плечо в поисках стражей Мадры. В худшем — он был уже мертв по моей вине, и я ничего не могла сделать, чтобы исправить ситуацию. Так что да. Аппетита у меня не было.

Рен появился через два часа после того, как были убраны наши тарелки. Я увидела, как он вошел в таверну, его высокая фигура заполнила дверной проем, а длинные русые волосы намокли от снега. Волна облегчения захлестнула меня. Наконец-то голос разума.

Генерал Беликона сначала увидел меня, все еще сидящей в углу у огня, и напряжение между его бровей мгновенно исчезло. Когда он заметил спину Кингфишера, лицо которого все еще скрывал капюшон плаща, то расплылся в улыбке, полной такого облегчения, что у меня защемило в груди. Должно быть, выражение моего лица было таким же, как у Рена, когда я на несколько мгновений подумала, что Фишер вернул мне Хейдена. Те несколько блаженных мгновений, когда я думала, что мой брат жив и в безопасности…

Боги.

Кингфишер поднял голову, чтобы встретить своего друга, как только тот подошел к нашему столику, и на его лице появилась широкая искренняя улыбка. Он встал, и Рен крепко обнял его, хлопая по спине. Когда генерал отпустил его, держа на расстоянии вытянутой руки, он резко фыркнул и потрепал Фишера по щеке.

— Ты, друг мой, официально в заднице.

— Эверлейн в бешенстве. Она больше никогда не будет с тобой разговаривать. О чем ты только думал? — У Рена теперь было свое пиво, а значит, передо мной стояла четвертая кружка. Я и близко не чувствовала себя пьяной. Я была уставшей, измученной и раздраженной до предела, и мне хотелось вернуться в свою постель в Серебряном городе. Однако хотеть этого было глупо, а Рен пришел с новостями, так что я взяла себя в руки и наклонилась поближе, чтобы послушать тихий спор, который велся между двумя мужчинами.

— У нас был план, — шипел Рен.

— Не смотри так. Наша маленькая подружка вынудила меня к этому. Она пыталась покончить с собой.

— Лжец! Я не пыталась!

— Когда я нашел ее, она была в двух секундах от того, чтобы войти в портал без реликвии, — сказал Фишер.

— У меня было твое кольцо, умник. Я думала, что у меня есть реликвия.

Он посмотрел на меня поверх своей кружки, серебро вокруг его радужки мерцало, когда он улыбнулся мне во весь рот.

— О? У тебя было мое кольцо, не так ли? Не хочешь рассказать о том, как оно у тебя оказалось, человек?

— Это к делу не относится. — Я с ненавистью посмотрела на него.

— Меня не волнует, что взяла Саэрис, — жестко сказал Рен. — Ты забрал алхимика Беликона. И не только ее. Ты забрал и меч тоже.

Кингфишер так крепко сжал кружку, что его пальцы побелели.

— В последний раз, когда он держал в руках знаменитый меч, он использовал его, чтобы убить истинного короля и весь гребаный род Дайантов. Если Рюрик Дайант…

— Как ты только что отметил, Рюрика Дайанта больше нет. Нет смысла играть в игру «что, если», когда речь идет о нем. Беликон — король. И нравится тебе это или нет, но, как король, он может претендовать на все, что, черт возьми, пожелает. Все мечи богов мертвы. Они теперь просто муляжи. От них не больше пользы, чем от обычных мечей. Надо было просто позволить ему добавить его в свою коллекцию. Какой от этого был бы вред?

— Вред? — рявкнул Фишер. — Ты шутишь, да? Вред. Ха! — Он покачал головой. — Этот меч — чертова священная, мать его, реликвия, Ренфис. Этот ублюдок недостоин даже смотреть на него, не говоря уже о том, чтобы владеть им. Я скорее умру, чем позволю Беликону носить его на бедре. И ты ошибаешься. Не все мечи бездействуют. Нимерель…

— Значит, то, что ты забрал его, никак не связано с тем, что Солейс — клинок твоего отца? Нет. Нет, забудь, что я вообще спрашивал. Я и так знаю, что это так. Что касается твоего меча, то Нимерель потерял свою славу в последнее время, — прорычал Рен.

Кингфишер хлопнул ладонями по столу, и капюшон его плаща упал.

— Нимерель — единственное, что стояло между Ивелией и вечной тьмой последние четыреста гребаных лет! — Он говорил слишком громко. Был слишком зол. Его ярость вырвалась наружу, и за столиками вокруг нас воцарилась тишина. Разговоры прервались, напитки были отставлены в сторону, и сотни глаз устремились к нам.

Фишера трясло, пока он смотрел на Рена. Он не заметил, как по залу поползли шепотки: Ренфис Оритианский, Ренфис, давший клятву крови, Ренфис Серебряного озера. Не заметил он и того, что шепот переключился на него. Пока не стало слишком поздно.

Кингфишер.

Нет. Этого не может быть.

Это правда!

Он вернулся.

Он здесь.

Кингфишер.

Кингфишер.

Кингфишер.

Ярость Фишера развеялась, как дым. Он опустил голову и побледнел, несмотря на жар, исходящий от пылающего камина. Приглушенное «черт», которое он пробормотал, было лишь движением его губ.