— И в кого ты такая перечливая? — привычно рассердилась Милослава и демонстративно повернулась к старшей дочери.

— Машка, не сдавайся! — со смехом закричала Дуня, но боярыня показала ей на скинутую шубу и жестом велела выметаться.

— Машуль, ты без этой гадости красавица, — заглядывая в глаза сестры, попыталась убедить её Дуняшка, но увидев колебания, пожала плечами и ретировалась.

Машина влюбленность сидела у неё в печенках. Постоянные разговоры о выборе мужа, обсуждение парней, подготовка к семейной жизни… всё это здорово, но ужасно однобоко. Маша ещё девочка, а давно уже играет в девушку на выданье, и все это поощряют. Но Маша не обыкновенная девочка, а талантливая, и к ней нельзя подходить со стандартной мерой.

К сожалению, Дуня могла только оказать поддержку, но не направить. Подталкивать сестру к домашнему бунту и настаивать на том, что та зациклилась, она опасалась.

Дуняша вышла во двор и посмотрела, чем занят Афанасий. Боярин пользовался костылями и ловко передвигался, стараясь использовать каждую минутку для движения, соглашаясь с рекомендациями маленькой Дорониной. Сидеть часами в возке ему было муторно, но Дуняшка не разрешала перебираться ему в сани.

— Через седмицу можно уже снять гипс с левой ноги, а правую я бы пока поберегла, — обрадовала она его и бросила взгляд на дверь. Дуня ждала выхода Маши.

— Поскорее бы, — не удержав улыбки, воскликнул Афанасий.

— А? Да, — чуть отвлекшись, девочка не сразу сообразила, чему он радуется. — Надо будет купить полотна и сшить тебе штаны. Старые негодящие.

Афанасий помрачнел. Денег у него было мало, как и у Дорониных. Только Вячеслав надеялся выгодно сбыть поделки своих крестьян, а Афанасию не на что было рассчитывать.

Во двор вышла принаряженная Маша и остановилась. Все потихоньку начали оборачиваться, улыбаться ей, а кто-то выдохнул:

— Экая красавица!

Маша и впрямь была хороша: толстая коса с вплетёнными жемчугами и украшенная расшитым венчиком, делала её старше. Теперь Машу можно было сравнить с бутончиком, который через год-другой расцветёт и поразит всех своей красотой.

Дуня отвернулась и наткнулась на взгляд отца. Он решил, что она расстроилась из-за того, что никто не заметил, что она тоже переоделась, а всё внимание досталось Маше. Подмигнул ей и потянулся за снежком, зная, что Дуняшка всегда рада веселью, но дочка показала на новенькую шубу и наставительно произнесла:

— Невместно!

Вячеслав насмешливо выгнул бровь и запустил снежок в крутящегося рядом сынишку. Тот сразу же включился в игру, и когда вышла Милослава, Ванюшка походил на снежный ком на ножках.

Его обмели, передали отцу, чему он был только рад, и караван двинулся в путь.

Дуне хотелось увидеть Псков издалека, но пришлось сидеть в возке и молча завидовать тому же Митьке. Уж он наверняка смотрел на всё широко раскрытыми глазами. Дуня же оценивала только ровность дороги, доносившиеся разговоры и количество остановок. Когда открылась дверца, то она не сразу поняла, что уже можно выходить. Отчего-то стало боязно. Жить предстояло у дальней родни — и как-то они примут?

Девочка выскочила вслед за Машей и, повторяя за ней, начала раскланиваться с хозяевами. Она так разволновалась, что выпила не только из ковша, который ей подала улыбающаяся хозяйка, но и взяла ковш, который держала маленькая девочка.

Дуня подумала, что малышка стесняется угощать гостей, поэтому сама взяла у неё ковш, выпила тёплого морса и похвалила угощение.

Все засмеялись. Оказалось, что внучка хозяйки дома самовольно скопировала хозяйку, и всего лишь играла в бабушку.

Дуня ничуть не смутилась и приветливо улыбнулась наряженной крохе. А после все засуетились, захлопотали, заговорили разом… и опомнилась Дуняша только на следующий день.

Чистенькая, обласканная, накормленная до икоты, расспрошенная обо всём на свете, она вдруг поняла, что предоставлена сама себе.

Отец со старшими мужчинами семьи отправился узнавать, к кому можно пристроить на продажу привезенные вещи, мать с женщинами перетряхивали сундуки с одеждой, чтобы погулять по Пскову и показать себя людям. Ванюшка под присмотром своего дядьки увлёк местную детвору и хвастал своими умениями. А Дуня осталась одна.

Она оделась и вышла во двор. Солнышко заставило зажмуриться её, а морозный воздух приятно прихватил щёчки. Улыбнувшись от избытка хорошего настроения, она осмотрелась. Дворовые боярыни Соломонии поприветствовали её и продолжили заниматься своими делами. Из конюшни вышел Семён Волк и хмыкнув, спросил:

— Что? Не усидела дома?

— А ты?

— Коня проведал, — важно ответил боярич.

— А дальше что делать будешь?

Семён безразлично пожал плечами и сделал вид, что ему никуда не хочется идти. Дуняша цокнула языком и огляделась уже совсем по-другому. Семёна ещё не всегда принимали в круг зрелых мужей, но шалить ему уже невместно. Дуня же в этом плане была свободна, аки птица, тем более в Псковской республике!

Заметив большую колоду возле забора, она быстро забралась на неё и заглянула к соседям. Увидев какую-то девку, крикнула:

— Здравствуй, девица!

— Ой!

— Я боярышня Евдокия.

Девушка поклонилась.

— Приехала к бабушке Соломонии в гости. А кто тут живет?

— Так хозяин мой из житьих людей…

Дуня слушала и поддакивала. Имена она не запомнила. Про житьих людей знала, что они ниже бояр, но зачастую богаче, и объединившись, имеют больше веса в делах.

— …Алексейка убежал катать на санках девок, — докладывала разговорившаяся девушка Дуне.

— А где это? — резко подключилась она, почуяв, что можно весело провести время и обрести новых знакомых.

— Так на речке у северной башни. Там горка крутехонька и саночки лихо скользят.

— Какая же ты умница, Параскева, — похвалила девицу Дуня и угостила её кусочком пирога. Уж очень вкусные они были у бабушки Соломонии, но местечка в животе уже не осталось.

Соскочив с колоды, Дуня свысока посмотрела на Волка.

— Ну и чего замер, когда нас ждут крутые горы и ветер в ушах!

— Надо коня седлать…

— А мы по-простому…

— Негоже…

— А ты слышал слово «инкогнито»?

— Дуняшка, я с тобой! — заорал появившийся Ванюшка