Шрифт:
Закладка:
Омда (градоначальник) Луксора прислал мне приглашение присутствовать на данном собрании и настаивал, чтобы я его принял. Как-то жарким днем мы встретились на улице, и он обратился ко мне с арабским приветствием: «Да будет твой день счастливым!» В это время шейх Абу-Шрамп остановил своего покрытого роскошной попоной осла и спешился, чтобы, как обещал, зайти ко мне выпить чаю. Через несколько дней градоначальник зашел, принеся совместное приглашение от себя и шейха присутствовать на полуночном собрании дервишей области Карнака и Луксора.
Я нашел дорогу на это удивительное собрание, будучи единственным европейцем, и старался забыть о своем бросающемся в глаза костюме, сшитом в Лондоне.
Градоначальник объяснил мне, что это собрание происходит в данной области впервые за много лет. Шейх Абу-Шрамп обратил внимание, что дервиши встречаются всегда в определенные фазы луны – в новолуние или полнолуние, поскольку такие ночи считаются священными.
– Эта встреча не будет шумной, – добавил он. – Все мы спокойные люди, которые собираются вместе из любви к Аллаху.
Я огляделся. В центре открытого пространства был установлен высокий столб. На его вершине развевался розовый флаг, на котором золотом были вышиты арабские буквы. Вокруг столба, образуя идеальный круг, рядами сидели на коленях бедуины и жители деревни. Идя на встречу, я миновал различных животных, привязанных на соседнем поле и принадлежащих тем из собравшихся, кто был побогаче. Мне сказали, что некоторые из этих людей приехали верхом из деревень, расположенных в двадцати милях (около 32 км) отсюда. Присутствовать на этом собрании разрешено было только тем, кого пригласили.
Под усеянным звездами синим африканским небом моему взору открывалось чудесное зрелище. Внизу свыше двухсот белых тюрбанов, двигаясь вверх и вниз, образовывали на земле огромный круг. Одни венчали седых стариков, а другие покрывали головы юношей. С двух сторон открытое пространство обрамляли пальмы, чьи черные тени создавали на земле узор, а тяжелые листья шумели от ночного ветра. С двух других сторон этот двор ограничивали домики, окруженные множеством вьющихся тропических растений. За ними во тьме лежали поля, горы, Нил и пустыня. Одинокая мощная лампа, висящая над нашими головами, помогала своим светом луне и звездам.
С наступлением полночи один из дервишей поднялся и мягким чистым голосом запел стихи из священного Корана. Едва он произнес последнее слово, как в ответ из двухсот ртов раздалось протяжное и певучее «нет Бога, кроме Аллаха».
В центр круга вышел мальчик, которому на вид было не больше шести лет, что на Востоке гораздо более серьезный возраст, чем в Европе. Он встал рядом со столбом и чистым голосом громко запел по памяти другие стихи из Корана. Затем поднялся бородатый старик. Он медленно прошел вдоль каждого ряда сидящих, неся в руках медную чашу с тлеющими угольками, поверх которых была брошена горстка благовоний. Душистые облака дыма долетели до возвышения, где сидели мы.
Затем трое мужчин встали вокруг столба лицом друг к другу и начали песнь, длившуюся минут пятнадцать– двадцать. В их торжественном тоне находил выражение религиозный пыл их сердец. Закончив, они опустились на землю. Чтобы продолжить петь, встал следующий. Он избрал любимую песню дервишей и исполнял ее с огромным волнением и тоской. Ее поэтичные арабские строки выражали жгучее стремление к Аллаху, которое должен чувствовать настоящий дервиш. К тому моменту, как он закончил, его слова превратились в горестные призывы, рвавшиеся из самого сердца, в мольбы о присутствии его Творца, Аллаха. Он пел:Как долго жду я единенья,
Чтоб Ты со мной заговорил,
Когда б Ты не был так далёко,
В тоске глухой я б слез не лил!
Твоим отсутствием я сломлен,
Моя надежда исчезает,
Как жемчуг, ночью слезы льются,
И сердце мука вновь терзает.
Какое тяжкое страданье!
Никто б меня не исцелил.
Когда б Ты не был так далёко,
В тоске глухой я б слез не лил!
О Вечный, Первый и Единый!
Ты милость мне Свою яви,
Не знает ведь другого Бога
Слуга Твой Ахмад аль-Бакри.
Величьем нашего Пророка
Ты против воли наградил.
Когда б Ты не был так далёко,
В тоске глухой я б слез не лил!
Когда он сел, я заметил, что большинство присутствующих взволнованы страстной мольбой, прозвучавшей в этой песне. Однако сидящий рядом со мной серьезный шейх оставался невозмутим.
Затем все присутствующие поднялись. Три первых певца и мальчик очень медленно начали двигаться внутри круга, и с каждым шагом они в унисон вращали головами то вниз, то направо, то налево, протяжно повторяя «Алл ах-Алл ах-ахах!». Они произнесли это имя бессчетное количество раз. Из этого единственного слова они извлекали грустную мелодию. Их тела в четком ритме раскачивались из стороны в сторону. Двести человек более получаса стояли абсолютно неподвижно, смотря и слушая, пока дервиши кружили среди них в постоянном неослабевающем темпе. Когда, наконец, певцы умолкли, их безмолвные слушатели опять опустились на землю. Не вызывало сомнений, что они наслаждались этим зрелищем.
Затем последовал перерыв, во время которого каждому из присутствующих подали крошечную чашечку кофе. Мне градоначальник заботливо заказал маленькие стаканчики душистого каркаде – горячего напитка, который готовится из цветов растения, произрастающего в Судане. Его настаивают, как чай, но вкус у него более резкий.
Шейх Абу-Шрамп не пытался объяснить мне ночное действо. Мы просто иногда встречались взглядами. Он знал, что может рассчитывать на мое понимание, а мне было известно, какое счастье он испытывает от этих ночных воззваний к Аллаху. Я подумал, что где-нибудь в Европе и Америке в больших городах тысячи других людей собираются, чтобы послушать песню, музыку, джаз для удовольствия. Но они слушают песню, в которой нет Бога. Да, они веселятся и получают от жизни некоторое удовольствие, и все же…
Я поделился своими мыслями со старым шейхом, а тот в ответ процитировал мне изречение из Корана: «В вас самих есть знаки для людей твердой веры, разве вы не видите их? Думай о Боге вечером и утром в молчании со смиренномудрием и благоговением, не будь одним из тех, кто безрассуден. Бог дает ответ лишь тому, кто слушает».
Мы сидели
