Боб не понял причину странного веселья. Во-первых, он не уразумел ни слова (беседа велась на русском). А во-вторых, он не читал романа Ильфа и Петрова «12 стульев».

Нос продолжил допрос:

— А как фамилия вашего француза, случайно не Дантес, не Геккерн, не Метман?

— Нет, — ответила Анна, — его фамилия Робер.

Нос казалось, весьма удивился:

— Робер? — После трехсекундной паузы добавил: — Франсуа?

— Нет, Робер.

— Я понял, что Робер, — бранчливо заявил нос. — Я, деточка, хоть и стар, но не глух.

— Вы не так меня поняли, — извиняющимся тоном прощебетала Аннет. — Нашего французского гостя зовут Робер Робер. Это у него имя и фамилия такие.

— Робер Робер? Какое чудное имечко. Всегда знал, что эти французы немного с бусорью.

Боб хоть и не знал русского, но понял: разговор идёт о нём. Решил вмешаться. Широко улыбнулся (чуть-чуть не дотянул до улыбки Гуинплена), сказал:

— Oui, je m'appelle Robert Robert.

— J’ai deja compris, — на чистейшем французском ответил нос. — Vous etes le petit-fils de Francois Robert?

— Oui, — кивнул Боб.

Дальнейшая беседа происходила на языке Шатобриана.

— А почему не приехал сам Франсуа? — поинтересовался у Боба нос.

— Дед умер. Вернее его убили. Из-за… — Робер хотел сказать «из-за сокровищ Буссенара», но посмотрев на Аннет, решил на всякий случай промолчать. Если в агентстве «Порфирий Петрович» в курсе тайны Франсуа Робера, то и так всё поймут. А если нет… Тогда тем более следует помалкивать. Бог его знает, что это за агентство такое… Эх, Дед, ну почему ты ничего толком не растолковал! Отправил за тридевять земель со старой книгой и выцветшей газетой. О карте Австралии Боб и не вспоминал, хотя тоже держал её при себе — использовал как закладку при чтении книги Буссенара.

— Франсуа убили?! — то ли испуганно, то ли удивленно воскликнул нос.

Дверь резко захлопнулась. Боб опешил. Анна удивленно посмотрела на француза.

5. Пушкин

20 часов 41 минута 59 секунд.

Боб хотел было вновь стучать шпионской дробью (тук-тук-тук — тук — тук — тук-тук-тук) в дверь с ручкой в виде львиной головы, как вдруг услыхал раздавшийся по ту сторону преграды звон цепочки.

«Запирается? Или наоборот?»

Оказалось наоборот. Дверь, громко скрипнув, распахнулась. На пороге стоял крепкий дедок лет шестидесяти — шестидесяти пяти. Длинный мясистый нос, два газа-сапфира, сверкающих отнюдь не стариковским, но молодецким огнем, пышнейшие, словно у Хью Джекмана в роли Икс-мена Росомахи, бакенбарды (только не чёрные, а седые) и красная бандана с рисунком в виде белой паутины на макушке.

«Спайдермен на пенсии», — про себя пошутил Боб.

Дедок, словно прусский офицер старой школы, щелкнул каблуками (хотя какие каблуки? обут дед был в китайские кеды), чуть наклонил голову, представился:

— Михаил Пушкиндт. К вашим услугам.

— Робер Лотер Север Робер, — разразился полным именем Боб.

— Анна Богданова, — не отстала от мужчин Аннет.

— Прошу, — росомашистый Человек-паук широким жестом пригласил гостей внутрь. Боб и Анна вошли.

Если снаружи вообще не было понятно, что за дверью с оригинальной бронзовой ручкой располагается некое детективное агентство (ни тебе вывесок, ни рекламы), то внутри помещение и вовсе напоминало какой-то музей. Причем, по всей видимости, это был музей одного человека.

«Уж не музей ли имени хозяина музея?» — в шутку подумал Робер.

Повод для шутки наличествовал. Куда не кинь взор — всюду столкнешься с изображением человека с пышными бакенбардами. Вот гипсовый бюст на этажерке с книгами. Чуть дальше — скульптура в полный рост. Руки заложены за спину, курчавая голова вскинута, взор устремлен сквозь столетия. Напротив, на стене — портрет маслом, в огромной золочёной раме. На картине — всё тот же банкенбардоносец, но уже скрестивший руки на груди. На правое плечо накинут шотландский плед. Ростбиф[12] что ль какой?

Боб тихонько тронул Аннет за рукав, кивнул на портрет человека с бакенбардами. Вскинул брови, как бы спрашивая: «Кто это?»

Аннет шепнула:

— Пушкин.

«Неужто и вправду Михаил Пушкиндт устроил в помещении своего детективного агентства музей имени себя любимого?! — изумился Робер. — Вот только почему на всех изображениях Пушкиндт всегда молодой? И одет в старинные наряды, века так XIX-го, а не в бандану и кеды. Впрочем, у всех свои причуды. Вон, помнится, в прошлом году — всей фирмой деньги собирали на портрет продюсера. Юбилей у него был. Так художник вообще изобразил юбиляра в образе древнеримского Юпитера. Хотя сам продюсер более походил на Вакха — такой же рыхлый пузан с физиономией законченного пропойцы… Да, везёт же мне в последнее время на всяких чудиков. А всё началось с этого Буссенара, будь он четырежды проклят!.. Но книги писал интересные. Если, конечно, судить по роману «Кругосветное путешествие парижского гамена». Интересно, что там дальше будет с Фрике и его друзьями? Сожрут их каннибалы или нет?»

Дальше — больше! Ладно музей. Так Пушкиндт, по всей видимости, здесь ещё и спортивный зал устроил! Вон в углу стоит водоналивной манекен для отработки ударов. Тут же на гвозде висят боксёрские перчатки. По соседству фехтовальные маски и две рапиры. А рядом, в плетёной корзине для зонтов — набор самых разнообразных тростей. И зачем они ему?

Пушкиндт перехватил удивленный взгляд Робера, затараторил:

— Да. Я во всём стараюсь походить на своего славного предка. Даже французский выучил. Специально ездил в Париж, чтобы окунуться в языковую среду. Ведь Александр Сергеевич владел французским не хуже, чем русским. В лицее все его так и звали — Француз. Первые стихи он, кстати, написал на языке Вольтера. Сам признавался в письмах к Чаадаеву, что с языком Европы он знаком короче, чем с русским. — Не давая Роберу возможности разобраться что к чему и почему, Пушкиндт перепрыгнул с проблем лингвистики и языкознания на тему физкультуры и спорта: — А знаете, какой силищей обладал Александр Сергеевич? Он постоянно тренировал мышцы рук. Специально заказал себе трость из ружейного ствола. Смотрите. — Пушкиндт выхватил из корзины одну из тростей, кинул Бобу. Тот чисто инстинктивно поймал стальную палку, оценочно прикинул в уме: «Ого, килограмма три-четыре». Пушкиндт прокомментировал: — Точная копия «тренировочной» трости Александра Сергеевича из музея в Михайловском. Вес трости соответствует весу дуэльного пистолета. На вопросы, на что ему такая тяжелая палка, Александр Сергеевич отвечал: «Чтобы рука была твёрже; если придётся стрелять, чтоб не дрогнула!»… А уж в благородном искусстве фехтования, — Пушкиндт схватил рапиру, несколько раз рассек клинком воздух, — с Александром Сергеевичем мало кто мог сравниться! В лицее он был одним из лучших учеников великого