Шрифт:
Закладка:
Человекообразная обезьяна никогда не могла бы знать, какие из её собственных возможностей окажутся полезными и будут экспоненциально развиваться в более высокоразвитую форму. Точно так же мы сами вряд ли можем знать, при каких обстоятельствах появится на свет новый мозг, обладающий более широкими возможностями, и каким целям он в итоге послужит. Мы можем лишь осознавать огромный резервный потенциал, который заложен в нас, и строить предположения о направлении его развития.
Мы принимаем как аксиому, что орган редко развивается и никогда не сохраняется, если функция, для выполнения которой он может использоваться, отсутствует или не очевидна. На данный момент мы знаем, что орган будет выполнять какую-то функцию, которую он способен выполнять, и что его использование улучшит его работу. Вообще, эта резервная способность, которая словно дремлет у некоторых видов до тех пор, пока окружающая среда не задействует её потенциал, получила у антропологов название преадаптации. В линии приматов именно дремлющий потенциал обезьяньего мозга позволил осуществиться эволюции человека.
Тем не менее, поскольку нам нравится строить предположения, мы можем справедливо предположить, что, возможно, некоторые из экстремальных интеллектуальных достижений, которые наблюдаются у людей в настоящее время, у нашего вида-потомка могут, в свою очередь, достичь своего апофеоза. То, что сейчас кажется нам довольно бесполезным пристрастием, допустим, к философии или так называемой «чистой науке», для них в итоге может оказаться основой совершенно нового образа жизни, и в этом контексте они вполне могут воспринимать это явление как преадаптацию. Таким образом, человек-гений наших дней может оказаться авангардом или воплощением преадаптации, которая уже сейчас прокладывает путь к будущему Homo neocorticus. Среди представителей этого будущего вида тот уровень умственной активности, который в настоящее время мы считаем наивысшим и даже нецелесообразным, будет совершенно обычным явлением.
В этом контексте небезынтересно отметить, что и в наше время существует культурная практика, которая, безусловно, должна демонстрировать эффект усиления за счёт полового отбора тех тенденций, которые мы считаем обусловленными естественным отбором. Этой практикой является всеобщее образование и его распространение среди всё большего числа молодых людей, которые продолжают своё общее образование в школе и далее поступают в университеты, передовые центры технической подготовки и другие высшие учебные заведения.
В этих местах тех наших молодых людей, которые проявили выдающиеся умственные способности, собирают вместе и отделяют от остальных на несколько лет как раз в тот период их жизни, когда они физически и эмоционально готовы к размножению, так что естественным результатом этой социальной практики является содействие образованию размножающихся пар из особей, которые в определённом смысле были предварительно отобраны по признаку развития интеллекта. На протяжении сравнительно небольшого числа поколений это «чистое разведение» наших самых одарённых молодых людей должно оказать определённое влияние на умственные способности, проявляемые последующими поколениями их отпрысков. Таким образом, две мощные силы — естественный отбор (благодаря которому всякий раз, когда возникает конкуренция между размножающимися группами, выживает пропорционально больше тех, кто обладает наибольшими адаптивными способностями) и половой отбор (благодаря которому самцы и самки в процессе выбора партнёров склонны останавливать свой выбор на тех признаках противоположного пола, которые они находят желательными и привлекательными) внутри нашего собственного вида и в наше время демонстрируют признаки взаимного усиления друг друга.
Все ли это выводы, что мы можем сделать на основе того, что нам стало известно в лаборатории-Земле, предпринимая попытки заглянуть в наше собственное будущее или в другие миры?
Вообще, далеко не все. Бросить взгляд на ещё более отдалённых возможных потомков — это во власти нашего разума и воображения.
Мы видим, что в природе успешные решения часто появляются в результате так называемой конвергенции — это означает, что они возникают независимо в разных родословных линиях, зачастую разделённых временем и пространством и никоим образом не связанных друг с другом родством, потому что эти линии сталкивались со схожими экологическими проблемами, и справлялись с ними схожим образом, потому что это успешно работающее решение. Например, цепкие хвосты возникли у многих видов обезьян (хотя и не у всех), у обыкновенного опоссума и нескольких родственных ему видов, у настоящего хамелеона и у нескольких более мелких родов, а также у рыб — морских коньков. Сходные потребности у этих очень различных живых существ породили сходный ответ в строении и функциях хвоста.
На предыдущих страницах мы время от времени писали о том, что составляет коллективный мозг, существующий у общественных насекомых Земли, который принимает разумные решения, хотя отдельные особи, составляющие их группы, по отдельности способны выполнять лишь сравнительно стереотипные действия. А что, если бы эволюция породила такой коллективный мозг, в котором все индивидуумы обладали бы таким супермозгом и суперразумом, которые мы приписываем Homo neocorticus?
Воспользовавшись понятием конвергенции, мы видим, что общественные насекомые благодаря использованию феромонов, химических веществ, которые дают характерные запахи, добились возможности почти мгновенного обмена информацией, что является важным элементом их совместных действий. Для коллективного мозга, состоящего из взаимодействующих супермозгов, которые могли бы эволюционировать из Homo neocorticus, мы могли бы представить себе возникновение абсолютно нового типа информационного обмена, уже не вербального и даже не более утончённо символического. Это может быть передача информации от мозга к мозгу напрямую, обеспечиваемая электрическими зарядами мозга каждого индивидуума, которые могут быть усилены или модифицированы таким образом, чтобы обеспечить мгновенную передачу без использования какого-либо языка, механизмы восприятия которой эволюционируют внутри самого мозга.
Чтобы представить себе эту мысль наглядно, мы посетили современную лабораторию, где в течение всего дня записываются и обрабатываются электроэнцефалограммы пациентов, проходящих тестирование на наличие нарушений в работе мозга. Мы увидели там лаборантку средних лет, которая всю свою трудовую жизнь записывала и интерпретировала «закорючки», нанесенные точками чернил на длинные рулоны бумаги, когда они тонко реагировали на электрические токи мозга пациентов. В дальнейшем эти бумажные ленты складывались в переплетённые тома.
Эта женщина-специалист могла открыть любую из тех записей и прочитать её, понимая всё, что они означали, так же легко, как мы читаем какую-нибудь страницу, напечатанную на нашем родном языке, и она учила этому своих молодых ассистентов. Иными словами, полученные напрямую электрические излучения из полудюжины различных областей мозга пациента одновременно, с соответствующими периодами возбуждения и покоя, для
