Маше уже легче, а больше некому было звонить и писать. Ульяна и забыла о телефоне почти на два дня.

За несколько дней у нее появился щекочущий грудь кашель и значительно снизились обоняние и вкус. От этого не хотелось ни есть, ни пить. Но она сознательно запихивала в себя хотя бы один фрукт в день, обильно запивала безвкусной водой и не чувствовала голода.

Через день Ульяну навещал доктор Айболит — забавный персонаж в ее жизни: тело называл тушкой, кожу — шкуркой, таблетки — пилюлями, а ее — девчулей или красулей. Она даже немного привыкла к нему, а после повторной компьютерной томографии, показавшей, что ухудшения нет, обняла его.

***

В воскресенье Ульяна проснулась от грохнувшей где-то в подъезде двери и поднялась, чтобы набрать воды. Температура еще держалась, и слабость давала о себе знать в ногах.

Открыв окно на проветривание и вдохнув свежего воздуха, Ульяна поняла, как неприятно пахнет от нее самой. И это она еще не в полной мере ощущала запахи. За эти дни Ульяна ни разу не сходила в душ и не сменила постельное белье, которое не раз промокало насквозь. Она старалась принимать назначенные препараты и снова растворялась в тяжелом бессилии.

«От меня, наверное, за километр несет», — равнодушно подумала она, сменив трусики и натянув короткую майку.

Поморщившись, будто сама себя натерла наждачной бумагой, она пошла к кухне, чтобы заварить крепкого чая.

И вдруг входная дверь открылась, в коридоре появилась высокая мужская фигура. Ульяна на секунду замедлила шаг между диваном и кухонным островком, но, узнав незваного гостя, бесстрастно продолжила путь к чайнику.

— Я просил отвечать на звонки! — строго произнес Кирилл, разглядывая ее аппетитные бедра и ягодицы.

— У меня голоса нет, — едва выговорила она.

Кирилл услышал больной натужный голос женщины, такой слабый, что едва различил слова, даже инстинктивно сглотнул.

Он прислонился к углу коридора плечом и разглядывал ее босые ноги, тонкие щиколотки, гладкие икры и бедра, пока она неспешно готовила чай. А Ульяне совсем не хотелось пикироваться, и ей было совершенно все равно, как она сейчас выглядит, что не одета, что отекшая и растрепанная. Но пристальный взгляд мужчины буквально ощущала затылком.

— Вас не учили в чужие дома не входить без разрешения? — спросила она, возвращаясь к дивану с чаем и не удостаивая Барховского взглядом. Поставив чашку на столик, Ульяна села и завернулась в одеяло.

Кирилл медленно прошел в комнату и остановился у кресла. Сейчас Исаева выглядела лучше, чем несколько дней назад, и без косметики еще моложе: такая чистая, невинная, хоть и растрепанная немного.

— Могли бы ради приличия и отвернуться, — просипела она, заметив его взгляд на ее обнаженные ноги.

— Я видел достаточно, — усмехнулся Кирилл и снял пальто.

У нее не было сил, даже чтобы злиться на него. Голова раскалывалась безбожно, и ломило все тело. А по коже, словно проехался каток из иголок: то ли пощипывало, то ли покалывало, то ли обожжена…

— Где ваш телефон?

— Понятия не имею, — прикрывая глаза, она откинулась на спину поперек дивана, не замечая, что натянувшееся одеяло оголило бедра.

Барховский набрал номер Исаевой. Звонок не прошел. Он уверенно обошел диван, поискал под подушками на полу, на креслах. Но Ульяна равнодушно следила за ним из-под полуприкрытых век, лишь как за движущимся объектом. И было так спокойно, что она совершенно не чувствовала запаха его парфюма. Все происходившее между ними показалось еще большим недоразумением и будто из другой жизни.

Кирилл нашел телефон между подлокотником и сидением дивана и включил его, а потом обернулся и сурово всмотрелся в лицо Исаевой.

— Что у женщин за мода такая — отключать телефон?

А увидев не отвеченные звонки от единственного абонента, названного Office Homosapiens, и узнав свой номер, насмешливо нахмурился:

— Офисный хомосапиенс?

Ульяна сфокусировала взгляд на руках мужчины и поняла, что он копается в ее телефоне. Оправдываться или препираться было бессмысленно, да и плевать она хотела на то, что он о ней подумает, а лучшая защита — нападение.

— Были и другие варианты: «Беспардонный самец», «Хамоватый педант», — отмахнулась Ульяна.

— Длинные прозвища — на экране не помещаются, — иронично заметил Кирилл, щурясь на женщину.

— Могу сократить до «Хама», — безучастно вздохнула она и поднялась, чтобы только забраться с ногами на диван.

— Да вы ко мне неравнодушны, — хмыкнул тот.

— Вы правы: в крайней степени, — саркастично согласилась Ульяна.

Это его откровенно повеселило — детское поведение. А она казалась ему серьезной женщиной.

Кирилл чуть склонился вперед и вкрадчиво произнес:

— Не вздумайте влюбляться: благодарным не буду.

Его тон был настолько же серьезен, как и насмешлив. Но чего в нем было больше, Ульяна не разобрала, и не особо хотелось. И все же почему-то ему нравилось насмехаться над ней, и он не упускал случая регулярно это делать.

— Вряд ли женщины, с которыми вы спите, ждут от вас благодарности, — напустив скуку на лицо, заметила Ульяна. — Глупых и наивных вы сразу бросаете, а умные прекрасно видят перспективы и тоже используют вас. К тому же у вас на лбу выбито: «Самец накрахмаленный».

И Ульяна поморщилась, оттого что не сдержала язык за зубами, а обещала себе не препираться с ним. Но не подала вида, что это от сожаления, и только погладила плечи, намекая, что из-за болезни ей не до него.

Многие женщины пытались читать ему мораль, и эта взялась, недовольно отметил Кирилл. Ничего не менялось в женской психологии. Однако эта упорно пыталась защитить свою территорию и не принимала его условий. Значит, нужно было немного поиграть и создать иллюзию, что он принимает ее правила. Но недотрога, как ни странно, была совершенно права.

Кирилл угрожающе вытянулся, став еще выше и шире, смерил Исаеву коварным прищуром и, не уступая в остроте, заметил:

— Что ж, я не против, если мы еще раз с удовольствием воспользуемся друг другом.

— Хорошего помаленьку, — насмешливо заявила она, без стыда взглянув в его лицо, а потом натянула дежурно-вежливую улыбку и потянулась к чашке с чаем. Хотелось закончить нелепый разговор, чтобы не сказать еще чего-то нелицеприятного и не вызвать ненужные последствия. Самолюбие мужчины нельзя слишком уязвлять, немного поддеть для остроты ощущений, для поддержки тонуса охотника — полезно, но не принижать, не игнорировать в абсолюте — это она усвоила еще с мужем.

Кирилл беззвучно усмехнулся, повернулся к столику, глянул на почти нетронутые фрукты, на лекарства и нахмурился, а потом решительно пошел к холодильнику.

Краем глаза она проследила за ним. Что-то было в нем сейчас вроде бы таком жестком и нахальном надежное и сильное, чего ей не хватало. Хотелось, как в детстве, сесть на колени, уткнуться в крепкое плечо, спрятаться в объятиях, как с папой…