Шрифт:
Закладка:
Джеф, затаив дыхание, наблюдал за спуском незнакомца с чердака и даже не знал, как охарактеризовать свои чувства. С одной стороны, он испытывал облегчение, с другой — некоторое разочарование. Вместо неведомого инопланетного существа его соседом сверху оказался самый обычный человек. Он был ничем не примечателен, кроме тёмно-бронзового загара, грубой самодельной одежды и ещё, пожалуй, возраста.
Джеф по опыту знал: на покрытой заводами Дэлиции, морозном Айскриме, ветреном Назарете люди старятся быстро, что указывает на их бедность и тяжёлую жизнь. На таких планетах к болезням, дряхлости и морщинам относятся, как к неизбежному злу.
На более благополучной Тулиане, куда Джеф поспешил перебраться сам и перетащить мать, едва появились деньги, всё было по-другому. Молодость, пусть даже чисто внешняя, подаренная эстетической медициной, считалась символом успеха; морщины и седина вызывали лишь брезгливую жалость, как нищенские обноски.
Парадиз же и вовсе с самого начала задумывался, как мир вечной красоты. Его поселенцы, даже выйдя из молодого возраста, не теряли внешней привлекательности. Марио, конечно, сверкал сединой на висках, но в шлеме и лётном комбезе его легко было принять за двадцатилетнего юношу. Катарину Джеф красавицей не назвал бы, и всё же её живое, умное лицо невольно привлекало внимание, вызывало симпатию. Отец Илия выглядел на все свои пятьдесят лет, но они принесли ему не дряхлость и немощь, а внушительную, благообразную солидность. Брат Эндрю… Тот внешне был человеком без возраста.
Сосед сверху оказался очевидно старше Джефа. Это легко угадывалось по худобе, жидким, до белизны седым волосам… Но и стариком его назвать язык бы не повернулся. Движения гостя были точны и быстры, и стоило Джефу неосторожно шевельнуться, он тут же обернулся на звук. У него были бледно-голубые глаза, очень светлые ресницы и брови и крупный нос с горбинкой.
— Так вы и есть Карлсон? — спросил Джеф, встретившись с ним взглядом.
Незнакомец легко спрыгнул на пол и ответил приветливо:
— Моё имя Карл Свэнсон. К сожалению, ваша жена никак не может этого запомнить.
Джеф даже вздрогнул.
— Жена? О, нет, мы с Мэри только вынужденные соседи. Она была женой одного из моих друзей.
Свэнсон с улыбкой развел руками.
— Тогда прошу прощения. Меня сбили с толку ваши вечерние разговоры. Бранитесь вы, словно старые супруги: без желания всерьёз задеть, просто по привычке. Вот, возьмите, — он чуть пододвинул к Джефу ведро. — Здесь вода гораздо лучшего качества, чем из вашего фильтра. Так я пошёл? Приятно было познакомиться.
Свэнсон ухватился за лестницу и нащупал ногой ступеньку.
— Постойте, — торопливо окликнул его Джеф. — Неловко как-то получается: вы представились, а я — нет…
— Это мелочи. Считайте, что мы знакомы заочно: Мэри много и охотно рассказывала мне о вас, Джеф, — и, заметив, как помрачнело лицо его собеседника, Свэнсон поспешил заверить: — Исключительно доброго.
Джефа это не очень успокоило, но он всё же сказал:
— Послушайте, Карл… Если у вас нет других планов, приходите к нам ужинать после заката. Втроём веселее. И у нас есть тушёнка.
Улыбка Свэнсона сделалась хитрой.
— Приманиваете на мясо? Хорошо, приглашение принято. Постараюсь не опоздать.
Ближе к вечеру Джеф занялся готовкой ужина. Заметив, что вместо сублиматов он достает из кладовки настоящие макароны и консервную тушёнку, Мэри спросила:
— Сегодня праздник?
— Почти. К нам в гости придёт твой Карлсон.
Мэри посмотрела удивлённо.
— Ты рад?
Джеф усмехнулся: похоже, даже Мэри считает его нелюдимым дикарём. Но он действительно почему-то был рад появлению постороннего человека. И поразмыслив немного, смог сформулировать для себя, почему. Соскучился по новым лицам. По людям, с которыми его ничто не связывает и которые ничего от него не хотят. С которыми можно построить отношения заново, не оглядываясь на прошлые ошибки, а можно — просто съесть вместе ужин и разойтись навсегда.
Это было странное ощущение. В прежней жизни вне работы Джеф предпочитал отгораживаться от чужаков как только мог: стенами, заборами, расстоянием. Когда контакт был неизбежен, с полнейшим равнодушием делал вид, что не замечает других. В мире цивилизованном и безопасном такое поведение считалось проявлением вежливости: если нет возможности держать дистанцию физически, остаётся соблюдать её хотя бы в мыслях. Но возможно, истинная причина крылась в том, что вокруг было слишком много чужих людей…
Свэнсон явился точно после заката, причём через дверь. Видимо, в честь особого случая на нём были лапти из листьев камыша и настоящая льняная, хоть очень поношенная и выцветшая, рубашка. Он даже принёс с собой гостинец: высушенные до хруста солёные водоросли, которые отлично подошли бы к пиву, но и с чаем были съедены не без приятности.
За едой Джеф долго беседовал с гостем о разных пустяках, Мэри помалкивала и в целом вела себя прилично. Хороший получился вечер. Но… Всё же чувствовалась между сидящими за столом какая-то неловкая напряжённость.
Первым не выдержал Свэнсон.
— Спрашивайте, Джеф, не стесняйтесь, — сказал он добродушно. — Я же вижу, что вам не терпится узнать, кто я таков и что делаю на Парадизе.
— Это настолько заметно? — огорчился Джеф.
— Нет. Но сам бы я уже давно не выдержал и спросил.
— Тогда и в самом деле рассказывайте, не томите. Вы тоже занимаетесь переговорами с ачами для одного из замков?
— Нет, я просто здесь живу. Приехал на Парадиз в качестве паломника и по нелепой случайности застрял на нём навсегда.
— Такие поездки — дорогое удовольствие, — осторожно заметил Джеф.
— Не для жителей закрытых миров Единой Галактической Церкви. Я родился и вырос на Назарете. Духовный наставник в качестве награды за твердость в вере отправил нескольких людей из нашей общины на Парадиз. В их число попал и я. Никто тогда не знал, что нам предстоит дорога в один конец. Мы оказались последней группой, видевшей храм Небесного Отца до пожара.
«До пожара? — удивился про себя Джеф. — Мужик, ты всерьёз утверждаешь, что болтаешься здесь больше двадцати лет?» Однако вслух он ничего не сказал, и Свэнсон продолжил
