— Тот, кто был тебе вместо матери, — так же быстро ответила девочка.

Гао Лин тихо вскрикнула:

— Откуда она узнала, что Драгоценная Тетушка была твоей матерью?

Слепая девочка снова вытянула вперед миску и встряхнула ею. Гао Лин бросила туда монетку Девочка взвесила на руке миску и сказала:

— Ваша щедрость почти неощутима.

— Покажи сначала, на что способна, — ответила Гао Лин.

Девочка присела на землю и достала из ветхого рукава мешочек, развязала его и высыпала содержимое перед собой. Там оказалась известковая пыль. Из второго рукава она вынула длинную тонкую палочку, с помощью которой начала разравнивать высыпанную пыль до тех пор, пока ее поверхность не стала гладкой, как стекло. Направив палочку острым концом к земле и воздев безглазое лицо к небу, она начала писать. Мы присели рядом. Как могла нищая девочка научиться письму? Это не было обыкновенным трюком. Рука ее двигалась ровно, и палочка легко выписывала иероглифы, словно она была искусным каллиграфом. Я прочитала первую строчку;

«Воет собака, поднимается луна».

— Моська! Она так меня звала, — сказала я девочке.

Она снова разровняла пыль и написала следующую строку:

«Звезды навечно пронзают тьму».

Падающие звезды, о них говорилось в стихотворении, которое написал для нее Самый Младший Дядюшка.

Снова палочка разровняла пыль, на которой возникла строка:

«Поет петух, встает солнце».

Драгоценная Тетушка была Петухом!

И вот девочка написала последнюю строчку:

«Днем кажется, что звезд никогда не существовало».

Мне стало грустно, но я не понимала почему.

Девочка опять разровняла пыль и произнесла:

— Призраку больше нечего вам сказать.

— И все? — возмутилась Гао Лин. — Это какая-то бессмыслица.

Но я поблагодарила девочку и положила ей в миску все монеты, которые были в моем кармане. По дороге домой сестра спросила меня, почему я отдала все деньги за чепуху про петуха и собаку. Сначала я не могла ей ответить, потому что была занята повторением написанных девочкой строк, чтобы их запомнить. С каждым повтором я все больше понимала их значение, и от этого мне становилось только хуже.

— Драгоценная Тетушка сказала, что ее предала собака, — наконец ответила я Гао Лин. — Луна — это ночь, именно тогда я сказала, что брошу ее ради семьи Чан. А навеки пронзающая звезда — это ее рана, которая, как она сказала, не затянется никогда, и никогда она меня не простит. К тому времени как пропел петух, ее уже не было в живых. И пока она не умерла, я не знала, что она была моей матерью, словно бы она никогда не существовала.

— Ну, это одно из толкований, — заключила Гао Лин. — Но ведь есть и другие.

— Какие? — спросила я, но у нее не нашлось ответа.

Когда мы вернулись, мать с отцом и другими родственниками собрались во дворе и возбужденно переговаривались. Отец рассказывал, как он встретил на рынке старого даосского монаха, удивительного и странного человека. Когда отец шел мимо него, тот обратился со словами:

— Сэр, вы выглядите так, словно на ваш дома напал призрак.

— Почему вы так решили? — спросил отец.

— Так значит, это правда? — настаивал монах. — Я чувствую, что вас преследуют несчастья и у них нет иной причины. Я прав?

— Да, в нашем доме произошло самоубийство, — признал отец. — Умерла нянька, дочь которой собиралась выйти замуж.

— И после этого начались несчастья.

— Да, несколько происшествий.

Юноша, стоявший рядом с монахом, спросил отца, слышал ли он о Знаменитом Ловце Привидений.

— Нет? Так вот он, странствующий священник, стоит прямо перед вами. Он только что прибыл в ваш поселок, поэтому здесь его еще не так хорошо знают, как на севере и юге. У вас есть родственники в Харбине? Нет? Ну что же! Если бы были, то вы бы знали, кто перед вами стоит.

Юноша, назвавшийся помощником священника, добавил:

— Только в одном этом городе его чествуют за то, что он отловил сто призраков в разных домах. А когда он закончил, боги велели ему продолжить свои стран-ствия.

Закончив рассказывать о том, как он повстречал этих двух людей, отец объявил:

— Сегодня Великий Ловец Привидений прибудет в наш дом.

Пару часов спустя Ловец Привидений и его помощник стояли в нашем дворе. У священника была белая борода, а его длинные волосы спутались так, словно у него на голове образовалось гнездо какой-то неопрятной птицы. В одной руке он держал посох с резным наконечником, на котором была изображена освежеванная собака, растянутая над воротами. Во второй — короткая палка для битья. На его плечи была наброшена веревочная шаль, с которой свисал деревянный колокольчик. Его рубаха была не из обычного для странствующих монахов простого хлопка цвета песка, а из богатого синего шелка. Правда, ее рукава выглядели запачканными чем-то жирным, как будто он, сидя за столом, все время тянулся за добавкой.

Голодными глазами я следила за тем, как мать угощала его особыми холодными закусками. Была уже середина дня, и мы все сидели во дворе на низких стульях. Монах не отказался ни от чего: ни от рисовой лапши со шпинатом, ни от ростков бамбука с острой горчицей, ни от тофу с кунжутным маслом и кориандром. Мать все время извинялась за качество и скудность угощений, повторяя, какая это честь для нее, принять его в своем бедном доме. Отец пил чай.

— Расскажите нам, как это происходит, — обратился он к монаху. — Отлов призраков. Вы хватаете их руками? Вам тяжело? Это опасно?

Монах пообещал продемонстрировать нам это в самом скором времени.

— Но сначала я должен получить доказательство вашей искренности.

Отец поклялся, что он искренен в своих намерениях.

— Слова тут не доказательство, —  ответил монах.

— Как же можно доказать свою искренность? — спросил отец.

— В некоторых случаях вся семья должна пройти от своего дома до горы Таи и обратно, босиком и неся с собой камни.

Все, особенно тетушки, с сомнением переглянулись.

В остальных бывает достаточно небольшого приношения чистым серебром, чтобы подтвердить искренность всех членов семьи.

— И сколько серебра будет достаточно в нашем случае? — спросил отец.

Монах нахмурился:

— Только вы знаете, как основательно нужно доказывать вашу искренность, какая она у вас, настоящая или показная.

Монах продолжил угощаться, а отец с матерью вышли в другую комнату, чтобы обсудить размер приношения. Вернувшись, отец достал кошель, вынул из него и положил на стол перед Знаменитым Ловцом Привидений серебряный слиток.

— Хорошо, — кивнул монах. — Немного искренности всегда лучше, чем ее полное отсутствие.

Тогда мать достала из своего рукава другой слиток и подтолкнула его к тому, что уже лежал