Шрифт:
Закладка:
После этого она велела слугам бросить тело в тележку и скинуть с утеса.
— Она сейчас там, — сказала Гао Лин. — Твоя Драгоценная Тетушка лежит на дне Края Мира.
Когда Гао Лин ушла, я все еще не понимала того, что она только что рассказала, но истина уже начала открываться мне. Я нашла листы, оставленные мне тетушкой, и прочитала их все. На самой последней я увидела ее слова: «Твоя мать. Твоя мать. Я твоя мать».
В тот день я спустилась в Край Мира, чтобы найти ее. Пока я катилась вниз, ветки и шипы рвали мою кожу, но я горела желанием отыскать ее. Я слышала пение цикад, хлопанье крыльев стервятников. Увидев накренившийся, как под весом чего-то упавшего сверху куст, я отправилась к нему. Там виднелся мох, или это были ее волосы? На ветвях было птичье гнездо, или это ее тело застряло там? Под ногами белели ветки, или это падальщики уже растащили ее кости?
Следуя за изгибами утеса, я повернула и пошла в другую сторону. Вот лоскуты одежды, не ее ли? Вот вороны, несущие что-то в клювах, не ее ли плоть? Я вышла на пустырь, усеянный камнями, не ее ли это кости, разбитые на сотни частей? Куда бы я ни смотрела — везде видела ее, растерзанную и разбитую. Это сделала я. А потом я вспомнила о проклятии ее семьи, моей семьи, о драконьих костях, которые так и не были возвращены на место и не были похоронены. Чан, этот ужасный человек, хотел, чтобы я вышла замуж за его сына, только ради того, чтобы узнать от меня, где он может найти еще такие кости. Как же я могла быть настолько глупой и не понять этого раньше?
Я искала ее до самого заката. К тому времени у меня опухли глаза от пыли и слез. Я так и не нашла ее. Выбираясь наверх, я уже не была прежней. Теперь я была той, кто оставил часть себя на Краю Мира.
Пять дней я не могла сдвинуться с места. Я не ела, даже плакать не могла. Просто лежала на кане и чувствовала, как воздух уходит у меня из груди. Когда мне казалось, что во мне больше не осталось ни глотка воздуха, грудь сдавливало еще сильнее. Иногда мой разум просто отказывался поверить в то, что случилось, не мог этого принять. Я лежала и вслушивалась, в надежде различить тетушкины шаги, увидеть ее лицо. Но видела я его только во сне и только сердитым. Она говорила, что проклятие теперь пало на меня и что я больше никогда не обрету покоя. Я была обречена на страдания. На шестой день я начала плакать и не останавливалась, проплакав с утра до поздней ночи. Потом, наутро, у меня больше не осталось чувств. Я встала и вернулась к прежней жизни.
Больше никто не упоминал о моем присоединении к семье Чан. Брачный контракт был расторгнут, и мать больше не делала вида, что я — ее дочь. Я теперь не понимала, каково мое положение в этой семье, а мать, когда сердилась, грозилась продать меня в рабство туберкулезнику или пастуху. Никто не говорил о Драгоценной Тетушке, ни о живой, ни о мертвой. И хоть тетушки все это время знали, что я была ее незаконнорожденной дочерью, они ни разу не проявили ко мне сочувствия как к оплакивающему мать ребенку. Когда я не могла остановить свои слезы, они просто отворачивались и занимались своими делами.
Только Гао Лин робко заговаривала со мной:
— Ты еще не проголодалась? Если ты не хочешь этот пельмень, я могу его доесть.
И еще я хорошо помню, как она часто приходила ко мне, пока я лежала на кане, гладила меня по руке и называла Старшей Сестрой.
Через две недели после того, как Драгоценная Тетушка убила себя, в наши ворота вбежал человек, выглядевший нищим, за которым гнались все демоны преисподней. Этим человеком оказался Младший Дядюшка из Пекина. Его глаза, как и дыры на одежде, были все в саже. Когда он открывал рот, раздавались только сдавленные крики.
— Что случилось?! Что случилось?! — слышала я восклицания матери.
Все остальные высыпали из студии. Некоторые постояльцы нашего дома бежали бегом, за ними ползли плачущие дети и лающие собаки.
— Все пропало! — прокричал Младший Дядюшка.
Его зубы стучали так, словно ему было холодно. — Все сгорело! Нам конец!
— Сгорело?! — воскликнула мать. — Что ты такое говоришь?!
Младший Дядюшка упал на скамью, по его скулам ходили желваки.
— Лавка, выходящая на улицу, и жилые комнаты позади нее — все превратилось в прах.
Гао Лин схватила меня за руку.
Мало-помалу мать и тетушки вытянули из него всю историю. Он рассказал, что прошлой ночью к отцу приходила Драгоценная Тетушка. У нее были распущены волосы, а лицо заливали слезы и кровь, и отец сразу понял, что видит призрака, а не обыкновенный сон.
— Лю Цзинь Сэнь, — обратилась к нему тетушка, — ты ценил древесину камфорного дерева больше моей жизни? Так пусть дерево горит сейчас так, как горю я.
Отец махнул рукой, чтобы прогнать призрака, и сбил масляную лампу, которая не во сне, а наяву стояла возле его койки. Когда Старший Брат услышал грохот, он встал и зажег спичку, чтобы посмотреть, что пролилось на пол. И в этот момент, по словам Младшего Дядюшки, тетушка выбила спичку из его пальцев — и все в один момент оказалось объято ревущим пламенем. Старший Дядюшка крикнул Младшему Дядюшке, чтобы тот помог ему погасить огонь, но из-за коварного обмана тетушки он вместо кувшина с холодным чаем схватил кувшин с крепленым вином и плеснул им в огонь, который разгорелся еще сильнее. Мужчины вытащили сыновей из соседней комнаты и, стоя во дворе, смотрели, как пламя пожирает мебель, стены и плакаты с пожеланиями удачи. Чем дольше горел огонь, тем яростнее становился. Он пробрался в лавку и пожрал свитки известных ученых, написанные их тушью, а также обтянутые шелком коробочки с самой дорогой продукцией. И когда тушь расплавилась и из нее стала выделяться смола, огонь взревел с еще большей силой. В течение одного часа все достояние семьи вознеслось в небеса в виде приношения из пепла и ядовитого дыма.
Мать, Старшая и Младшая Тетушки прижали руки к ушам, словно стараясь защититься от того, что слышали.
