мог стать под конец службы, а вот капитаном — уже нет. Правда, и начинал он сразу сержантом, как и любой пилот. В общем, младший лейтенант Минэ был достаточно хорош, чтобы его назначили командиром звена, а это две машины, если что. И именно на этой должности он отправился в Индию в составе экспедиционного корпуса. Японо-индийский конфликт восьмилетней давности считается малозначимым эпизодом истории, хотя сейчас я понимаю, что он вполне мог перерасти в полноценную войну, а война с Индией… Очень странное государство, эта Индия. С технической точки зрения они отстают не только от великих держав, но и от некоторых стран второго эшелона, а при этом числятся в составе тех самых великих держав. Они, можно сказать, полная противоположность Японии. Высокие технологии в минусе, бахироюзеры в плюсе. Сражаться с Индией на ее территории очень сложно. Что они и продемонстрировали, практически уничтожив японский корпус, причем чрезвычайно быстро. Правда, на море полностью проиграли, ну да это другая история. В общем, Минэ участвовал в том конфликте в составе войск бронешагающей техники. Индусы расколошматили наших на земле практически молниеносно. Буквально три месяца, и местные аристократы устроили сафари на разбитые отступающие силы противника. Армия ими уже даже не занималась. Потери в личном составе были колоссальные, четыре пятых офицеров уничтожены, а это, если что, японская аристократия. Единственный шанс выжить остаткам корпуса давал лишь берег, точнее, место высадки, которое контролировалось нашими кораблями. И именно туда выжившие и стремились. Все, кроме тридцатисемилетнего младшего лейтенанта Минэ Канаэ. Именно он сумел собрать разрозненные силы шагающей техники, организовать их и устроить ответное сафари, уже на индийских аристократов. Понятное дело, что среди собранных им людей не было японских офицеров выше лейтенанта, но и без них доказать свое право командовать — задачка та еще. В какой-то момент под его началом оказалось чуть больше пятидесяти машин, и Минэ принял решение попытаться свести этот разгром к минимуму, направив все собранные силы на городок, обслуживающий золотые прииски. По его словам, он и сам не понимает, как им удалось до него добраться, но, банально ограбив стоящую у них на пути военную базу, они на полном ходу отправились к своей цели. Потеряв по пути четыре машины, сборный отряд японцев добрался до города и устроил там форменный ад. Город был уничтожен полностью. Женщины? Дети? Кого это вообще волновало в тот момент? Немногочисленная охрана приисков достойного сопротивления оказать не смогла. Загрузив золотом все грузовики и раздолбав сами прииски, Минэ со своим отрядом отправился обратно. Вот тут-то у них и начались проблемы. Описывать все не имеет смысла, достаточно сказать, что к отступающим силам на место высадки вышло всего четырнадцать машин. И грузовики. Они, черт их подери, сумели сохранить грузовики с золотом. И ведь не ради денег за него умирали, а чтобы оно не попало обратно к индусам, ведь тогда их поход и все смерти теряли изрядную долю смысла. Маневр Минэ и сам по себе тянул на героический поступок, а уж если прикинуть, насколько малы были их шансы с технической стороны дела, то Минэ, ко всему прочему, еще и тактическим гением можно назвать.

А потом было возвращение домой… И увольнение. В историю вмешалась политика. Для аристократов Минэ был словно бельмо на глазу. Герой-простолюдин, но это ладно — гениальный герой-простолюдин, которому надо бы капитана дать за все, что он сумел провернуть. Так фигня еще и в том, что примазаться к его достижениям ни у кого не получалось. У Минэ даже связи с командованием не было, на свой страх и риск действовал. Но и это можно стерпеть, но та история стала слишком известной в определенных кругах, даже в прессе об этом какое-то время говорили, а герой меж своих и герой для всех и каждого — это две разные вещи. В общем, дали ему капитана и тут же турнули из армии. Но, как выяснилось, среди аристократов не все поголовно говнюки, прикрыть его уже не могли, история слишком срезонировала в обществе, однако обеспечить ему жизнь после увольнения постарались. Так и появился клуб «Уэно» с армейской «крышей». Часть вывезенного золота, кстати, перепала и выжившим участникам той операции. Минэ как командир получил больше всех. В общем и в целом жаловаться ему было не на что. Уж кто-кто, а Минэ устроился весьма неплохо. Еще и семью приподнял. Племянницу в Дакисюро отправил. Но, как я подозреваю, небольшая обида в душе все же осталась — он ведь не ради денег жизнью рисковал, а ради чести и гордости той самой армии, в которой служил. По этой же причине он был рад послужить и мне. Только честь и гордость теперь была не армейская, а его и страны в целом. Но это я выяснил уже здесь и сейчас, пока мы шли к казарме, в которой им предстояло дождаться Фанеля.

— Честь… — пробормотал я, когда Минэ замолчал.

Рассказал он не всю историю, в основном про последствия, ну да мне вся история и не нужна. Я ее и без него знаю.

— Именно, Аматэру-сама, — произнес он. — Еще дед мне говорил, что честь сама по себе не имеет особого смысла, лишь обращенная на что-либо честь приобретает значение. В ином случае это просто гордыня. Я всю свою жизнь… — замолчал он. — Мне очень сложно на гражданке, Аматэру-сама. Такой я человек. В силовые структуры мне ход заказан. Для кланов и свободной аристократии я человек армейских чинов. Восемь лет бултыхаюсь, словно… — поджал он губы. — Прошу прощения, Аматэру-сама. Накипело.

— Ничего. Только поясни мне кое-что. Ты так сказал, будто ты не под армейцами. Неужто кланы ошибаются?

— Как ни странно, — вздохнул он. — У меня нет покровителей. Просто в какой-то момент мне помогли. Интриги генералов. А окружающие подумали, что я теперь под ними. Нет, я, несомненно, пойду им навстречу, если меня попросят, но при этом я никому не служу. Мои отношения с армейцами скорее похожи на сотрудничество. Во всяком случае, я ни разу не ощущал на себе какого-то там покровительства. Если были проблемы, приходилось решать их самому. Знакомства имею, но… скажем так, за бесплатно никто ничего не сделает.

Лжи я не почувствовал. А ведь некоторые его слова более чем конкретные, ошибиться, врет ли он, сложно.

— Что ж, — пожевал я губами. — Пока что ты служишь мне. Неофициально, — покосился я на него. — Да, положение не слишком определенное, но я надеюсь, что жалеть мне о своем решении не придется.

— Я…

— Честь, — поднял я руку, прерывая его, — это