Мое лицо отражается в стекле. Я наблюдаю за тем, как сумерки опускаются на город. Чего я жду? Я не знаю, не могу пошевелиться. В горле стоит колючий ком, мысли путаются, в голове пустота.

Каждый раз, когда я смотрю на свои руки, я вижу на них кровь – как в моем сне. Я не пытаюсь избавиться от кровавых разводов, потому что знаю, что они не исчезнут и никуда не денутся. И еще знаю, что на самом деле руки у меня чистые. Но не всегда то, что мы видим, и есть реальность. Глаза часто врут. И действительно важные и страшные вещи скрыты глубоко внутри. Так глубоко, что никто их не способен увидеть. Иногда даже сам человек.

Я прислоняюсь лбом к холодному стеклу и зажмуриваюсь. Но, едва закрыв глаза, я вижу Эби. Вижу, как она танцует со мной на кухне и как показывает мне рисунки, как смущенно поджимает губы. Как плачет, когда я направляю в ее сторону дуло пистолета.

Резко открываю глаза и начинаю расхаживать по комнате, меряя широченными шагами проблемы, прерывисто дыша. Я схожу с ума. Сжимаю и разжимаю кулаки и не останавливаюсь, пусть комната кружится и качается из стороны в сторону.

Наплевать! Наплевать! Я не убивал Эбигейл. Меня заставили. Я не хотел этого.

Еще один удар в висок, и вновь боль вспыхивает где-то внутри, в груди, хотя вспыхнуть, черт возьми, должны голова, лицо, затылок, что угодно, но только не ребра.

–Нет,– кричу я, тряся головой,– у меня не было выбора, не было!

Конечно был. Стоило прострелить себе голову, прежде чем перевести «браунинг» всторону Эбигейл Роттер. Я должен был стрелять не в воздух, надеясь, что патроны вдруг закончатся, а себе в голову. Должен был. Должен был!

А почему я уверен, что Эбигейл умерла? Вдруг это трюк? Ловушка? Обман? Я ведь не видел ее тела.

–Не видел.

Я ведь даже не подошел к ней.

–Не подошел.

Конечно!

Я зря трачу время, а ребята наверняка отвезли Эби домой, где ей помогла Норин. Я отчетливо помню, как Джейсон позвал меня, просил остаться. Если бы я убил Эбигейл, он разодрал бы меня в клочья, а не велел остановиться. Он хотел сказать, что я должен взять себя в руки, перестать оглядывать поляну пустым взглядом. Он хотел сказать, что я должен помочь перетащить Эбигейл в машину и отвезти ее к Монфор. Да, конечно. Хэйдан тоже мне ничего не сказал. Морщусь и вспоминаю, как он обхватил голову Эби. Он пытался остановить кровь, поэтому даже не обернулся. Он был занят, а я, вместо того чтобы им помочь, сорвался с места и кинулся в лес. Я идиот! Полный идиот! Если бы я убил Эби, мой телефон уже разрывался бы, Хэрри нашел бы меня, отец не стал бы меня обнимать.

–Да, конечно.

Не бывает так, чтобы ты совершил преступление и все продолжили тебя защищать.

–Естественно.

Они бы меня возненавидели.

–Они бы бросили меня.

Я кидаюсь к кровати и беру скомканный свитер, натягиваю его и ухожу. Бреду по коридору и слышу, как в гостиной работает ящик на всю мощность. Мой отец сидит перед телевизором, но смотрит в другую сторону. Что с ним? Идет бейсбол, а он в своих мыслях. Странно. Дол обнимает его за плечи и молчит. Не помню, чтобы Долорес умела молчать.

Я надеваю черное теплое пальто, воротник которого хорошо закрывает взмокшую шею, и открываю дверь. Мне кажется, кто-то зовет меня по имени.

Я иду по вечерней Астерии, держа руки в карманах и оглядываясь. Меня не покидает ощущение, что за мной кто-то идет, что за мной следят. Люди смотрят, а я тру пальцами лоб, уверенный, что на нем выжжено: «убийца». Бред, на лбу у меня нет ничего, да, ничего. Я осматриваю полупустую улицу, прохожих, ветки деревьев, похожие на растопыренные пальцы.

Мне навстречу идут женщины, и я отворачиваюсь. Иду дальше и натыкаюсь на мужчин, стоящих в тени одной из церквей. Они замолкают и смотрят на меня, застыв в молчании, застыв в ожидании. Бегу мимо.

Почему они на меня пялятся? Что им нужно? Я стискиваю зубы и вздрагиваю от скрипов и шорохов, что слышатся за спиной. Я постоянно оборачиваюсь, но ничего не вижу. Мне нечего скрывать. Я не убивал Эбигейл, потому что она еще жива. Пусть все таращатся сколько им влезет, пусть сплетничают и обгладывают новости. Городок кретинов, психов, фанатиков, церквей, святош, лжи, двуличия. Городок падали. Я ненавидел это место, я так мечтал сбежать отсюда. Но теперь я заперт. Заперт вместе с этим смрадом болтающих домохозяек и страдающих от ожирения мужчин.

–Черт,– что я несу, это не я, это не мои слова,– черт возьми!

Прибавляю скорость. Нужно скорее добраться до коттеджа Монфор, иначе я сойду с ума и окончательно потеряю над собой контроль.

Я замечаю плотный смоляной столб дыма, который стоит над лесом и озером – над тем местом, откуда я уносил ноги. Странно. Пожар? Зачем Хэрри и Джейсон подожгли поляну? Бессмыслица. Не понимаю.

Я наконец добираюсь до дома Монфор-л’Амори. Холод стоит неистовый, он пробирается не под одежду, а под кожу, заставляя меня дрожать, будто от лихорадки. Или только со мной так играют нервы? Только меня бросает из жара в озноб?

Я толкаю дверь и захожу в коттедж. Стремительно иду на кухню. Оттуда слышу голоса, шум и киваю: яправильно поступил, что вышел из дома. Делаю еще один шаг – и в следующее мгновение из кухни выскакивает Хэйдан. Глаза у него огромные. Брат несется ко мне, вытянув руки, будто собирается обнять, а я качаю головой.

–Потом.

–Стой!

–Эби там?

–Подожди, да остановись же ты!– Хэрри держит меня за плечи и тяжело вздыхает:– Давай поговорим сначала. Я хочу с тобой поговорить.

–Я пришел, чтобы увидеть Эбигейл.

–Мэтт, слушай, я понятия не имею, что ты чувствуешь, но…

–Отойди!– Резко отталкиваю брата в сторону, но он тут же преграждает мне проход на кухню.