… и это знакомо.

— В шахматы, эт хорошо, — уцепившись за мою рубаху, глубокомысленно замечает один из гостей, неказистый мужичонка в клетчатой рубахе, крепко пахнущий потом и табаком, — я тож в школе играл, когда эт… в октябрятах… Эндшпиль знаешь?

Признавшись ему, что знаю эндшпиль, и что почти никогда не ошибаюсь, когда хожу конём, вывернулся и удрал, оставив его с отцом и дядей Борей.

— Чёрт…

— Не ругайся! — мама для острастки шлёпнула меня полотенцем, — А то что люди о тебе подумают!?

В последний момент перекрыл частоколом плотно стиснутых зубов своё мнение о людях вообще и этих конкретных в частности, но мама, по-видимому, уловила что-то этакое…

— Нехорошо? — беспокойно спросила она.

— Ну… так, — неопределённо пожимаю плечами, — курят же все беспрерывно, и вопросы эти…

«— А ещё запахи» — додумываю я, но об этом не могу, да наверное, и не буду, говорить даже с родителями. Бессмысленно…

Ежедневное мытьё большинством воспринимается как странная блажь, и, с учётом бытовых условий, я не могу их за это осуждать. Да собственно, это самое большинство просто не знает, что может быть — иначе!

Баня раз в неделю, вечером ноги помыть, иногда, если жарко или на танцы собрался, подмышками сполоснуться. Многие, даже молодые, и зубы-то чистят не каждый день, не считая это за грех!

Здесь, в маленькой, плохо проветривающейся квартире, это ощущается куда как явственней, чем во дворе барака…

— Мы же ещё и с дороги, — пробормотала мама, кусая губу и с некоторой тревогой поглядывая на меня, — Устал?

Пожимаю плечами, не зная даже, как ответить на такой вопрос.

— Пусть мальчики погуляют, — влезла тётя Фая, — они не цирковые пуделя, чтобы пьяных развлекать! Хватит! Всем соседям представлены, и довольно!

— Я с Мишей? — просунулся в кухню кузен, горящий желанием вырваться на волю. Свободолюбивая еврейская кровь кипит в нём, призывая к чему-нибудь р-революционному, или хотя бы — к разучиванию приёмчиков!

А ещё ведь надо похвастаться перед приятелями двоюродным братом, который (я, то бишь) ух какой! Чтоб знали, и вообще!

Лёвка всё это уже многажды озвучил, и честно говоря, даже утомил немного, а ему — ничего, как только что проснулся! Свеж и бодр! Он аж подпрыгивает от нетерпения и распирающей его энергии, а меня, натурально, немножечко мутит.

— Погодите, — остановила его тётя Фая, — вы же к мальчишкам пойдёте?

— Ну… да, — осторожно отозвался Лёвка, напомнив мне стоящего у норы сурка, почуявшего вдруг опасность, — к своим!

— Сейчас тогда я немного соберу… — она засуетилась, и буквально через минуту, всучив сыну большой бумажный пакет, в котором навалом были пряники, печенья и карамельки без обёртки, а мне — несколько липких бутылок ситро, выставила на улицу.

— Далеко не уходите! — прокричала тётя Фая нам вслед, — Узнаю, уши надеру!

— Она может, — констатировал кузен, уже засунувший в рот несколько карамелек разом, — Она в школе работает, гардеробщицей и уборщицей, так знаешь, любого старшеклассника, если что — за ухо! Да что старшеклассника! Один там пришёл… на родительское собрание, пьяный. Так она знаешь что? За ухо его! Как-то хитро, что и вырвешься! Этот поц маму то ли толкнуть, то ли ударить хотел, а не вышло! Цап, и за ухо!

— Держала так… — захихикал он, вспоминая приятное, — пока милиция не приехала. На весь города слава!

— Ну а потом, — хищно усмехнулся он, — папа с ним поговорил…

— Зато сейчас, наверное, в школу пьяными не приходят, — предположил я.

— Ну ты вообще… — искренне удивился кузен, — как это не приходят? Приходят, конечно! Но так… по струнке! Дышат через раз!

— Ну что, пошли? — перескочил он, забегая вперёд и останавливаясь передо мной, — У нас хорошая компания! Даже девчонки не задаваки!

— Пошли, — соглашаюсь без особой охоты. Мне бы сейчас вздремнуть… в самом деле, устал я с дороги.

— Да! — притормозил я, — У тебе ещё здесь враги есть?

— А зачем… — начал было он, — А-а… понял. Нет, никого. Я ж говорю, у нас хорошая компания. С другими, бывает, и дерёмся, но так… не всерьёз.

Лёвкину компанию не пришлось долго искать. Какой-то мелкий шкет, лет девяти на вид, со скучающим видом опирающийся спиной на разлапистое дерево и изучающий содержимое носа, при виде нас встрепенулся, прервав геологические изыскания, и нырнул за сараи с криком «Вышел!»

Почти тут же навстречу нам высыпала разновозрастная ватага мальчишек и девчонок, лет примерно от восьми-девяти до четырнадцати. Пылая любопытством и гостеприимством, они окружили нас.

Девочки, не тушуясь, тут же принялись строить мне глазки, хихикать и задавать, перебивая самих же себя, десятки вопросов.

— Лариса, — суёт мне сложенную лодочкой ладошку беленькая до прозрачности девчонка, — я в 5 Б учусь, а ещё в Доме Пионеров в двух кружках занимаюсь — шитьём и танцами! А тебя я знаю, ты Миша!

— Это моя дочка… — какая-то малявка лет шести — очевидно, младшая сестра одного из членов компании, суёт мне свою куклу в самодельном платье, — её Настя зовут!

— Вилена, ну сколько раз… — не договорив, плотная девчонка лет тринадцати, подхватив подмышки младшую сестру, унесла её, одарив меня извиняющимся взглядом.

— … ты почему от бабушки опять сбежала? — донеслось до меня удаляющееся.

— Виктория, — некрасивая, носатая и очень властная девочка лет двенадцати, с близко посажеными глазами и ногами потомственного кавалериста, протянула мне руку и с силой встряхнула.

— Да вечно ты… — такой же носатый парень, старше сестры на год-два, оттёр её и протянул руку, — Привет, тёзка! Рад знакомству!

Пожимая руки и отвечая на летящие со всех сторон вопросы, я ощутил себя членом правительственной делегации в диковатой, но несомненно дружелюбной африканской стране.

— … я член совета пионерских дружин, — втолковывает мне полноватая девочка в очках, в которой уже сейчас можно опознать личинку будущей общественницы, — и ты должен пообещать мне, что…

— Да погоди ты! — отпихивает её один из парней, — Вечно ты всех запрячь пытаешься! Человек только что приехал, и вообще… покажешь приёмчики?

Не отпуская мою руку, он просительно заглядывает в лицо.

«— Как здесь всё… живенько» — с некоторой оторопью думаю я, только сейчас понимая, что из моей памяти выпал изрядный кусок, и как я оказался за сараями — убейте, не вспомню!

Постепенно всё немного успокоилось, и мы, рассевшись на лавочке, брёвнышках и на корточках, привалившись спинами к деревьям и сараям, начали общаться более-менее нормально. Бутылки с ситро, пряники и конфеты уже пошли по рукам, а как и кому я отдавал бутылки…

«— Другая субкультура, — констатирую, пытаясь оттереть носовым платком липкие руки и вспоминая посёлок, — хотя казалось бы! Какие непосредственные! Но… такие, наверное, они и должны