Но в эти игры, пусть даже без идеологической подоплёки, играть я умею лучше тебя, девочка…

— В жопу, — ещё раз повторяю я, и оглядываюсь, ловя взгляды остальных, — Лично ты — в жопу! Не как член! Ребята! Неужели вы не понимаете?! Она же сталинистка!

Вера-носорожка, уже набравшая было воздуха в грудь, поперхнулась, дико уставившись на меня.

«— Так вот… — зло думаю я, не отводя взгляда, — Хотела сделать меня очередной ступенькой в карьерной лестнице? Продавила бы, прогнула бы с этим чёртовым публичным осуждением если не меня, то Лёву — плюсик к досье! Нет? Ну она, по крайней мере, показала себя перед вышестоящими товарищами человеком неравнодушным, идейным, пробивным… Тоже плюсик, просто поменьше, поскромнее».

— Сталинистка! — ещё раз повторяю я, видя в глазах недавней оппонентки Носорожки огонёк если не понимания, то — одобрения. Горячего!

— Она же махровая, убеждённая сталинистка! — снова повторю я, — Это же какой-то тридцать седьмой! Да, мы пионеры! Но мы прежде всего дети, и должны заниматься прежде всего детскими делами…

Одна из девочек, не отрывая от меня влюблённого взгляда, начинает мелко кивать.

— … а наша помощь партии и стране прежде всего в хорошей учёбе, в достойном поведении, в сборе макулатуры и металлолома! Политикой, тем более международной, занимаются взрослые люди, и втягивать нас в неё, не посоветовавшись со старшими, более опытными товарищами, глупо!

— Я не… — начала было Носорожка.

— А может быть, ты троцкистка? — сурово спрашиваю у неё, не давая оправдываться, — Они, как известно, делали всё возможное, чтобы внушить отвращение к политике Партии, наполнить смысл даже не формальностью, а формалином!

— Я не… — начала было она, но расплакавшись, убежала. Стало немного стыдно…

«— Герой, победил ребёнка…»

А потом вспомнил её глаза, эту готовность рвать, душить, идти по головам… А ещё то, что я сейчас — тоже ребёнок, и что такие вот девочки и мальчики, спешащие делать партийную карьеру с младых лет, идут наверх по исковерканным судьбам своих соседей и одноклассников.

«— Сеющий ветер да пожнёт бурю[41]!»

— Вам надо непременно поднять этот вопрос на ближайшем собрании, — говорю, не отрывая взгляда от недавней оппонентки Носорожки, и вижу в её глазах не только понимание, но и принятие… а потом и злорадство. Поднимет! Непременно поднимет!

— Лучше всего — не дожидаться собрания, — рассудительно сказала носатая Виктория, — а организовать его самим. Я считаю, что такой человек не должен занимать руководящих позиций в Совете Дружины, да и где бы то ни было ещё, пока делом не докажет, что перевоспиталась!

«— Прелестно, — умилённо думаю я, — вскрыли гнойник! И что характерно, ни одного голоса против!»

— Ну, это вам видней, — вслух говорю я, пока в голове мелькают десятки мыслей и идей.

А пойдёмте, что ли, купаться?! — отчаянным голосом сказал один из мальчишек, по-видимому, не желая больше никаких политических повесток сегодняшним вечером, — В затон, а?! Вода прогрелась, я вчера проверял!

— В самом деле! — поддержал его Лёвка, уловив мой предостерегающий взгляд, — Айда купаться!

«— С детства, ещё в пионерских отрядах шоры вешают, флажками запретные темы обносят, — размышляю, шагая в гомонящей толпе и машинально, иногда невпопад, отвечая на вопросы новых приятелей, — А потом, уже взрослые, они даже не понимают, насколько узкое у них мышление! Не понимают, что у них сознание покорёжено, и, чёрт подери, считают себя очень умными, потому что они из „Самой читающей в мире страны“».

— … а он ка-ак дал, — Лёва азартно размахивает руками, и по контексту я понимаю, что речь идёт обо мне, — и тот как бряк! В пыль, как мешок навоза!

«— Но это ведь не ум, а всего лишь эрудиция, да и то — в рамках» — в голову протиснулся незабвенный образ неряшливого девственника в жилетке с карманами, к чьему уровню интеллекта лично я относился весьма скептически. Посмотрел, знаете ли, несколько передач, в которых это… хм, существо, выступало аналитиком.

— Мишка обещал приёмчики показать! — хвастает Лёвка, и я машинально киваю, ненадолго отвлекаясь от лезущих в голову мыслей.

— Да там ничего хитрого, на самом-то деле, — искренне, ничуть не лукавя, говорю мальчишкам. Не вру, нет… сами приёмчики дело нехитрое, все эти секретные ухватки из покрытых мхом древних восточных школ — полная ерунда! Анатомия у всех одинаковая… важнее подобрать какие-то связки и тактику под себя, ну и разумеется — тренироваться! Регулярно. Но вот поймут ли меня мальчишки? Не уверен… Ладно, Лёвке попытаюсь втолковать отдельно, ну а нет, так значит, и не очень надо!

— … я такой — н-на! — один из ребят не сбавляя шага, показывает другому нечто условно-фехтовальное. Впрочем, не уверен… очень уж криво.

— Да, я когда «Три мушкетёра» прочитал, тоже хотел в секцию записаться, но у нас пока нет, — горестно вздыхает собеседник.

— Через три года по плану! — авторитетно сообщил им Лёвка, вклиниваясь в разговор, — Мне папа говорил!

«— А, всё-таки фехтование…»

Вскоре мы свернули в какие-то овражистые закоулки, состоящие из сараев и маленьких домишек, выстроенных чёрт те из какого хлама, которым, по-хорошему, давно пора на реконструкцию, а скорее — на слом. Всё носит следы развитого запустения, некоторые сараи стоят полуразобранные, с обвалившимися стенами.

Вообще, судя по сложной, и я бы даже сказал — хаотичной планировке и совершеннейшей запутанности улиц, с участками, спускающимися порой в низину оврага, очень похоже, что это местный «Шанхай», построенный в самые первые послевоенные годы. Быть может, строения даже не узаконены толком, и по документам здесь ничего нет.

— Так короче, — сбивая с мыслей, деловито сообщила мне Виктория, отодвигая доску покосившегося забора, и первой ныряя в чей-то огород, спускающийся вниз под довольно-таки крутым углом. Судя по вымахавшим чуть ли не до пояса сорнякам, и широкой вытоптанной тропинке, наискось пересекавшей картофельные грядки, владелец огорода не слишком следит за своей собственностью, и, кажется, не пользуется у окрестной детворы ни малейшим авторитетом.

— … нет, не дают! — выходя через пролом в заборе в переулок, слышу обрывок разговора, — У Витьки Комова на руках, а он, зараза, продлил абонемент! Говорит, не дочитал!

Разговоры соскочили на книги, над проулками, заросшими лопухами и лебедой, зазвучали имена литературных героев, и, что меня нисколько не удивило, это не герои Диккенса или Золя, а всё больше Дюма, Жюля Верна и Майн Рида.

«— Самая читающая страна в мире» — невольно вспомнил я отца из той, прежней жизни, произносящего эти слова с неизменным пафосом. Потом, если его не перебивали, следовала лекция о том, как они доставали книги, и что домашняя библиотека была одним из показателей статуса.

Слушая, как