Добывающая промышленность не предполагает собою развития промышленного капитализма. Организация ее представляет артели кустарного типа, работающие на скупщика — капиталиста. Таким образом, мы имеем дело с эксплуатацией мелких промышленников-земледельцев, охотников или рыбаков крупными купцами — представителями торгового капитала. Если прибавить к этому, что и обрабатывающая промышленность Казанского ханства, даже в наиболее развитых ее отраслях, носила кустарный, а не фабрично-заводской характер, ясным становится, что страна находилась всецело в стадии развития торгового капитала.

Руководящую роль в торгово-промышленной жизни играли крупные капиталисты-купцы, а не мелкие промышленники-кустари. В интересах торгового капитала борьба русских за Поволжье являлась не столько завоеванием новых пушных и рыбных промыслов, сколько приобретением удобных путей для беспрепятственной перевозки местных продуктов и иностранных товаров. Это была не столько борьба за Поволжье, сколько за самую Волгу, как путь для транзитной торговли.

Мы видели, что две главные отрасли добывающей промышленности Казанского ханства находились по преимуществу в руках иностранцев. На долю местных капиталистов оставалась обрабатывающая (кожевенная) промышленность и торговля. Таким образом, основные интересы казанских капиталистов были связаны почти исключительно с волжской торговлей. Торговля, а не промышленность составляла ось государственной жизни, вокруг которой вращалась политика.

Поэтому в сфере торговых интересов следует искать объяснения и политического расслоения руководящих верхов казанского населения. Существование в Казани политических партий было впервые указано Г. Перетятковичем в 1877 году: «В разное время перевес имели в Казани разные партии: сначала партия ногайская, потом московская, затем партия шибанских татар, с князем Ураком во главе; но скоро большинство этой партии, возмущенное грабежом и убийствами шибанского царя Мамука, отстает от него и соединяется с русскою партией, и русский претендент опять вступает на казанский престол.

После этого борьба начинается уже между крымскою партиею и московскою; борьба эта идет с переменным счастием и наконец завершается разгромом Казани и присоединением Казанского царства к России»[394]. Партийное расслоение мыслилось по преимуществу только в сфере внешней политики, и причины расслоения совершенно не поддавались объяснению. Перетяткович говорил: «Среди казанской аристократии находились представители самых разнообразных партий, кроме только одной — которая имела бы в виду и преследовала бы интересы самого Казанского царства»[395]. Эти слова можно в настоящее время принимать лишь с известною оговоркою.

Антирусская партия всегда имела в виду интересы Казанского ханства и поддерживала союз с Крымом и с Ногайским княжеством не ради этих государств, а для собственной выгоды. Русофильская партия также руководилась соображениями государственной пользы и, прочно держась за союз с Россией, в благоприятный момент немедленно освобождалась от тягостной опеки со стороны иностранного государства: события 1535 года служат убедительным доказательством этого.

В настоящее время излишне доказывать, что партийное расслоение объяснялось не чем иным, как различием экономических интересов. Эти интересы оказывали решающее влияние на политику и очень отчетливо выступают в документальных источниках. Еще Перетяткович отметил, что «когда Юсуф [ногайский] предложил Измаилу принять участие в этом походе [против русских в 1553 г.], то последний и на этот раз отказался, мотивируя отказ различием в торговых выгодах своих и Юсуфа, торговавшего в Бухаре, между тем как он вел торговлю в Москве»[396].

Партийное расслоение не может быть объяснено другими мотивами, например сословным различием обоих партий. В действительности обе партии были одинаковы по своему составу, и преобладающую роль в обоих играли князья, то есть крупные капиталисты. Обе партии были торговыми, и одна из них была связана с русским рынком, а другая — с восточным. Обе партии стремились к сохранению мирных отношений с Россией, и восточной партии нельзя приписывать постоянного желания вести наступательную войну против русских. В 1495, 1546 и 1551 годах, при переходе власти в руки восточной партии, разрыва с Россией не последовало. Обе партии заботились о своей личной выгоде, и в этом отношении Перетяткович прав, говоря, что среди казанцев отсутствовала партия, преследовавшая интересы «самого Казанского царства», как единого целого. Но понимать эти слова так, как будто казанцы заботились лишь о выгоде иностранцев, конечно, нельзя.

Военное дело

Профессором М. Н. Покровским дана следующая характеристика военного искусства татар: «Степняки не умели брать городов, и, даже напав врасплох на Киев в 1096 году, они не смогли в него ворваться и должны были ограничиться опустошением окрестностей. Если в их руки и попадали иаредка укрепленные центры, то только мелкие, вроде Прилук, Посечена и т. п. Только в 1203 году им удалось похозяйничать в самом Киеве, но туда привели половцев русские князья. Иным противником были татары. Степные наездники, так же легко и свободно передвигавшиеся, как и половцы, они усвоили себе всю военную технику их времени. Еще в своих китайских войнах они выучились брать города, окруженные каменными стенами. По словам Плано Карпини, каждый татарин обязан был иметь при себе шанцевый инструмент и веревки для того, чтобы тащить осадные машины. Приступая к какому-нибудь русскому городу, они прежде всего „остолпляли“ его — окружали тыном; затем начинали бить таранами („пороками“) в ворота или наиболее слабую часть стены, стараясь в то же время зажечь строения внутри стен; для этой последней цели они употребляли, между прочим, греческий огонь, который они, кажется, даже несколько усовершенствовали. Прибегали к подкопам, в некоторых случаях даже отводили реки. Словом, в отношении военного искусства, по справедливому замечанию одного французского писателя, татары в XIII веке были тем же, чем пруссаки в середине XIX. Самые крепкие русские города попадали в их руки после нескольких недель, иногда только нескольких дней осады»[397]. В эпоху Казанского ханства военное искусство татар находилось в упадке. Монгольские традиции, принесенные из Китая династией, были очень слабы; военная знать давно превратилась в земельную аристократию и в крупных капиталистов. Торговый же характер коренного болгарского населения мог только способствовать усилению склонности к мирному образу жизни и заставить забыть воинственные привычки предков.

При наступательных действиях против России казанцы чаще всего ограничивались нападением лишь на пограничные города: Муром, Нижний, Кострому и Галич. В случае удачи наступление углублялось: от Галича шел путь к Устюгу, взятие Нижнего открывало путь во внутренние области Русского государства, то есть на Москву. Два раза казанцам удалось вторгнуться в Московские земли и дойти до русской столицы — в 1445 и 1521 годах. Малочисленность татарской пехоты заставляла казанцев действовать по большей части лишь системой коротких ударов или налетов, причем главное значение имела конница, составлявшая главную силу казанского войска. В XIII веке «татары были великими врагами городов, и летописцу-гражданину Батыево нашествие казалось