Канонада и грохот разрывов стихли. Вокруг превращенного в руины дома раздавались лишь крики кинувшихся разбирать завал гвардейцев и спецназовцев да ржание напуганных лошадей. Неожиданно тонким голоском запричитал Бурнос, ворочая в одиночку доски и балки рухнувших стропил. Громко стонал один из часовых, посеченный осколками. Еще двое солдат и прапорщик погибли…

Откашлявшись от пыли, Михаил приподнялся на локтях.

– Василий! Ты жив…

Рядом кто-то закопошился…

– Да блин, чего ему сделается… Он же памятник… Жив, жив. Только чем-то по балде приложило так, что до сих пор небо в алмазах… Блин, как чувствовал. Не подводит пока… Сам-то как? Цел?

– Слава богу… Плечо ушибло слегка. И… Что это было? За три часа до окончания перемирия? И что ты почувствовал?

– Что было? А это вас, ваше императорское высочество, только что замочить хотели. Конкретно и на полном серьезе.

– Но…

– Без «но». Давай выбираться отсюда подобру-поздорову. Твари… Шустовскому каюк! Однозначно… Вроде свет в том углу пробивается. Осторожнее! Руки-ноги не переломай. А чувствовал… Помнишь на рассвете тот шальной снарядик, что на пустыре рванул? Никакой он был не шальной… Я потому еще всех из дома и убрал. Не только чтоб нам пообщаться без лишних ушей.

– А почему сразу и мы не ушли?

– Ты бы не пошел. Типа не дело перед гвардейцами свой страх показывать. Хотя в нашем случае оказалось бы – не трусость, а предусмотрительность.

– Твоя правда… Бурнос! Мы тут! Здесь еще несколько бревен. Отсюда не сдвинуть… Но все-таки, Вась, как догнал до возможности этого «подарка»?

– Историю японскую поизучал, прежде чем к тебе в гости отправляться… Саша! Там в правом углу, под столом, должен был быть мой чемодан. Откопай обязательно. Если открылся, все бумажки найди и собери. Головой отвечаешь…

– И что там, в их истории?

– А в их истории: нет человека – нет проблемы. Помнишь ту пулю в Кондратенко? А по тебе разве не стреляли? А как Макарова на мину заманить хотели? У них, знаешь ли, ликвидация успешного вражеского военачальника или политика приравнивается по значению к важнейшей боевой операции. Их кланы ниндзя, кстати, этим на жизнь зарабатывали. А твой нынешний случай просто хрестоматийный. Примерно так у них грохнули главного конкурента их «великого объединителя» Оды Нобунаги – Сингена Такэду. Подробности, если захочешь, потом расскажу. Главное, что ты сейчас их генеральскому самурайству очень сильно мешаешь. Ибо твой статус позволяет подписать не перемирие, а мирный договор… Все ясно?

– Логично… Сам я до этого не додумался.

– Я тоже считал, что такое маловероятно. Но вот, как видишь… Есть, есть у них те, кто всегда предпочтет воевать до последнего японца. Только бусидо – вещь обоюдоострая, в отличие от катаны. Так… Руку давайте, Михаил Александрович. Да поаккуратнее, господа, поаккуратнее… Или хотите сами вместе с великим князем в подвал провалиться?

– Спасибо. Благодарю, Василий Александрович. – Михаил наконец смог выбраться из щели и, отряхиваясь, с улыбкой добавил: – Если не ошибаюсь, вы третий раз спасаете мне жизнь. Или уже четвертый?

– Не стоит благодарностей, ваше императорское высочество. Бог помог…

Вокруг раздавались нервные смешки и реплики офицеров. Краем глаза Василий успел заметить развернувших лаву две казачьи сотни с шашками наголо, галопом уходящих в сторону холма, за которым, судя по всему, и находилась стрелявшая японская батарея. Перемирие перемирием, но казачков сейчас ничто не остановит…

– Господа! Не толпитесь здесь, ради бога! Еще залп – и через секунду всех накроет. Мы живы и даже не поцарапаны. И раненым займитесь кто-нибудь. Ничего принципиально не изменилось. Совещаться мы еще не закончили, хоть нам и пытались помешать. Все. Расходитесь. Серж, оставьте только нам чем-нибудь горло промочить. И казачков верните. Перемирие же…

Кстати, Василий Александрович… Хоть нам и не дали договорить в нормальной обстановке, предупреждаю сразу: вам, любезнейший, увильнуть от раздачи и отсидеться за юбкой молодой жены тоже не получится. Крайнего он нашел разгребать…

Поэтому готовьтесь-ка, друг мой, к прощанию с морскими погонами. Все, переводишься в гвардию. Мы с Щербачевым представление на тебя и все, что к нему прилагается, Николаю Александровичу уже подготовили. Ага! Убери большие глаза. Возражать бессмысленно. А ты как думал?

Так, смотри-ка, Бурнос отрыл чьи-то пропавшие пожитки! И это, похоже, то, что было недавно твоим баулом! Погибла «мечта оккупанта»…

– Ваше императорс…

– Слушаем, слушаем, друг любезный! Все откопал?

– Так точно! Только, Василий Александрович… Чемоданчик-то ваш, он того… Я вот тут все, что смог, достал, прополз… Больше там бумаг нету. И не промокли, слава богу, коньячок-то в подпол через щель сразу и стек…

– Давай сюда все. Быстро. И сумку. Да не сыпь же на землю-то, господи! Руки-крюки…

– Василий Александрович, простите, конечно, но можно мне полюбопытствовать… Это тоже фото из вашего чемодана. Покойного…

– Угу, спасибо, Михаил Александрович…

– Вась… а Вась? А на Верочку твою почему сия юная особа совсем не похожа? И что-то знакомая мне очень… Кажется мне или нет? – склонившись, прошептал заговорщицким тоном великий князь на ухо сидевшему на корточках Балку.

– Да… не знаю… Вот ведь говорил же я себе: самые важные бумаги – только в кармане или планшетке. Так нет же, угораздило…

– Ва-ась… Ты мне не ответил…

– Михаил Александрович, ну помилуйте! Война! Не до этого же сейчас…

– Вася… Война кончилась. Почти… Прости мне настырность, но…

– Господи ты боже мой! Хорошо, все объясню. Но не при народе. Ладно?

– Собирай бумажки давай и пошли… Ну вот. Тут вроде никто больше не мешает. Говори…

– Короче, так… Петрович для вашего императорского еще после совета на «Орле» передал… Но про срочность разговора не было. Ему Банщиков переслал полученное от одной юной особы через Остен-Сакена послание. Для принца на белом коне, сражающего победоносным копьем орды косоглазых варваров…

– Так… Очень интересно.

– Что интересно? Получите и распишитесь. Вот ваша корреспонденция. Фото только прилагается отдельно, ибо благодаря усилиям японских артиллеристов вылетело из конверта. Кстати, письмо, естественно, не читал. Но то, что ради вашего августейшего внимания девочка начала учить русский, и так понял.

– Мне?! Вась… А как она изменилась… Мы виделись два года назад… Была просто хулиганистая, глазастая, длинноносая стрекоза… И сама написала! Но я ведь теперь не наследник престола… Почему же тогда?

– Запал?

– Что «запал»?

– Понравилась в смысле?

– При чем тут это? Малышка же еще совсем… Я так, вообще…

– Вообще не вообще… Получили свое письмецо, товарищ великий, и радуйтесь. Я, как вам известно, циник страшный, но с учетом того, что у Вильгельма