— Так, милая Маша, именно так, — очень ласково сказал Гарон.

Он ведь вообще все понимает, подумалось мне. Читает меня, как открытую книгу. Хотя бы потому, что он взрослый, умудренный опытом дракон. А я только три года назад окончила школу и не то чтобы очень искушена в отношениях с мужчинами.

Захотелось провалиться сквозь землю. Я отвернулась. Неконтролируемые слезы набухли на глазах. Была готова махнуть рукой и убежать рыдать в кусты. Именно так и хотелось сделать.

Но тогда я навсегда буду в его глазах маленькой глупой девочкой! И вообще не факт, что он побежит догонять меня и успокаивать! Так что эта «стратегия» лишена смысла.

— Не плачь, — неожиданно сказал Гарон и взял меня за руку. Нежно, обволакивающе, очень бережно. И отпускать явно не собирался…

Усадил меня обратно, я не сопротивлялась, лишь отворачивала лицо, чтобы не демонстрировать свои дурацкие девичьи слезы. Устроился рядом, так и держа мою кисть. Даже поглаживал ее большим пальцем, и от этого обида в душе начинала рассасываться. Уж больно сладким было любое его касание, оно снова стирало границы между нами. Снова делало Гарона родным и близким мне.

Как будто все мои переживания были глупостью, и только вот это чувство нежного единства имело значение.

— Послушай, я ведь еще не все сказал. И прости, совершенно не учел, что ты молодая девушка.

— Все ты нормально сказал! — услышав про молодую девушку, попробовала отыграть все обратно. Мол, я не требовала у него признаний в любви. — Просто я не могла не спросить об этом! Ты же понимаешь, что для победы в отборе нужно, чтобы между нами были…

— Настоящие чувства. Все верно. Нужно, чтобы любовь — глубинная любовь души — оказалась сильнее более внешних эманаций истинности. А для этого, разумеется, нужно, чтобы эта любовь действительно существовала. Я за честный эксперимент. И вовсе не хочу, чтобы ты подсуживала мне из чувства личной симпатии или сочувствия к моим былым страданиям. И даже чтобы подсуживала из-за того, что тебе близки мои идеи — не хочу, — улыбнулся он. — Все должно быть честно. А вот если я сейчас встану на одно колено, признаюсь тебе в любви и начну жарко целовать (пользуясь ситуацией) — будет нечестно. Это сразу даст мне все возможные преимущества в отборе. Вернее, это просто отменит отбор! Ведь подобные признания, особенно когда есть надежда на взаимность… — он тихонько взял рукой мое лицо и развернул к себе. Посмотрел в глаза с бесконечным понимающим теплом. — …Сближают слишком сильно. Ломают оставшиеся границы. После этого мы может только быть вместе. И тогда не будет никакого отбора…

— А что, это плохо? Отменить отбор?! — растерянно спросила я. Это ведь было почти признание… Почти. — Твои выкладки… были бы сразу доказаны! Без всяких дурацких конкурсов…

— А вот и не были бы! — рассмеялся он и слегка отстранился. — Вопрос с истинностью был бы не закрыт. Я искренне верю, что я прав. Но… я ученый, Маша. И ты тоже собираешься стать ученым. Значит, мы должны действовать честно, провести отбор, доказать на практике, что любовь души…

— Честно было бы следовать велениям своим души! Идти за любовью, которая живет в ней… Проклятье! — я опять отвернула лицо и потянула на себя руку. Но даже из самого нежного захвата дракона было не высвободиться. Снова захотелось плакать.

Ведь я опять показала, что хочу его признания. А он опять… не признался, хоть намекнул на этот раз так, что нужно быть деревяшкой, чтобы не понять.

Но, допустим, я и есть деревяшка! Глупая иномировая деревяшка, которой нужно говорить все прямо. Даже вот, например, «Я люблю тебя, Маша. Но отбор мы проведем, чтобы доказать нашу правоту мировой общественности» — подошло бы.

Так ведь нет, он не хочет говорить прямо! Ходит вокруг да около.

И Эксперимент ему явно дороже моих чувств.

Это осознание мелькнуло и… Я замерла, словно ударенная.

Все просто.

Ха! Признание? Да не нужно мне его признание!

Потому что признаваться ему не в чем. Если бы он любил меня, то я была бы для него важнее. Возможность быть со мной прямо сейчас была бы важнее любого Эксперимента. Любой возможности что-то там доказать мировой общественности. Возможности на практике убедиться в своей правоте. Важнее всего!

Может, я не умудренная жизнью драконица, но понимаю это. Такую простую вещь о любви я знаю. Ведь вот я бы… отменила отбор по одному его слову. С единственной целью — быть с ним…

А значит… значит, и не нужен мне этот Гарон. Хватит ждать. Хватит страдать. Хватит быть той самой дурой, чтоб влюбилась в эффектного дракона. У меня есть чувство собственного достоинства. И мозги тоже есть, что характерно.

Вечно набухавшие на глазах слезы высохли одним махом, и я снова потянула на себя руку. На этот раз — решительно, так что Гарону оставалось либо удерживать меня насильно, либо отпустить.

Он, понятное дело, отпустил. Не насильник же. А в темных глазах сверкнула тревога.

— Что случилось, Маша? — ласково спросил он.

— Ничего, — я снова поднялась на ноги и поглядела ему прямо в лицо. — Ничего страшного не случилось. Ты прав, магистр декан. Мы проведем отбор. Это будет честно. С моей стороны было глупо и неправильно ожидать от тебя романтичных слов. Во-первых, для них нет повода — это очевидно. А во-вторых, это действительно было бы нечестно по отношению к другим участникам. Была не права и приношу свои извинения. Благодарю за прогулку, — и обозначила что-то вроде «издевательского книксена».

— Маша, что случилось? — повторил Гарон. Теперь тревога в его глазах мне уже не чудилась. Он явно был обеспокоен происходящим.

— Повторяю — ничего. Я всего лишь разобралась в ситуации. И, да, кстати, я бы на твоем месте, магистр декан, не стала так уж рассчитывать на победу на отборе. Он действительно будет честным. И выиграет в нем тот, кто искренне меня любит. Кому я по-настоящему нужна. Доброй ночи!

Взмахнула юбкой (которая, как мы помним, к этому располагала) и пошла по дорожке.

— Маша, постой! — услышала я.

Обернулась:

— Не нужно меня провожать. Я прекрасно знаю дорогу. Ты охраняешь меня — благодарю — вот и охраняй на расстоянии. Для этого не требуется ходить