его характере было мало творческого гения или политической оригинальности, но он в высокой степени обладал способностями организатора, и его страстная любовь к закону пробивалась даже в судейском крючкотворстве, до которого он временами снисходил. В судебных реформах, которым он посвящал так много внимания, он выказал себя если не «английским Юстинианом», то, во всяком случае, проницательным человеком дела, развивавшим, реформировавшим, придававшим прочные формы учреждениям своих предшественников.

Одной из его первых забот было завершение судебных реформ, начатых Генрихом II. Важнейший суд для гражданских дел, суд шерифа или графства, сохранил как пределы своей юрисдикции, так и характер королевского чиновника за шерифом. Но высшие суды, на которые распался со времени Великой хартии суд короля, — суды королевской скамьи, казначейства и общих дел, — получили особый состав судей. Гораздо важнее этой перемены, в сущности, только заканчивавшей давно уже начавшийся процесс разделения, было установление «совестного суда» наряду с судом по общему праву. Реформой 1178 года Генрих II уничтожил прежний «суд короля», который до того служил высшей апелляционной инстанцией, выделив собственно судей, постепенно к нему присоединявшихся, из общего собрания своих советников.

Выйдя, таким образом, из совета, эти судьи сохранили за собой имя и обычную юрисдикцию «суда короля», а все дела, которые они не могли разрешить, представлялись на особое рассмотрение Королевского совета. Этой высшей юрисдикции «короля в совете» Эдуард I дал широкое развитие. Собрание министров, высших сановников и юристов короны на первый раз оставило за собой в качестве судебного учреждения исправление тех правонарушений, с которыми не могли справиться низшие суды по слабости, пристрастию или подкупности, и, в частности, преследование беззаконий высоких вельмож, пренебрегавших властью обычных судей. Хотя парламент и относился ревниво к юрисдикции совета, но она, по-видимому, постоянно сохраняла свою силу в течение двух следующих веков; в царствование Генриха VII она получила определенную юридическую форму в виде суда Звездной палаты, и еще в наши дни ее полномочиями пользуется судебный комитет Тайного совета.

Та же обязанность короны восстанавливать право там, где ее судам не удалось дать должного удовлетворения за обиду, выражалась и в юрисдикции канцлера. Этот сановник, действовавший сначала, может быть, только как председатель совета при отправлении им судебных обязанностей, очень рано приобрел независимое судебное положение такого же рода. Только припоминая происхождение канцлерского суда, мы поймем характер полномочий, которые он постепенно получил. Его ведению, как и ведению королевского совета, подлежали все жалобы подданных, в частности, жалобы на злоупотребления чиновников и притеснения сильнейших, а также тяжбы касательно опеки над детьми, приданого, арендных повинностей или десятин. Его «совестный суд» объяснялся пробелами и неизменными нормами общего права.

Как совет давал удовлетворение в делах, где право становилось несправедливостью, так и канцлерский суд, не стесняясь правилами судопроизводства, принятыми в судах общего права, вмешивался по ходатайству стороны, не находившей себе справедливого удовлетворения в общем праве. Подобное распространение его полномочий позволяло канцлеру оказывать помощь в случаях обмана или злоупотребления доверием, и эта сторона его юрисдикции впоследствии сильно расширилась под влиянием законодательства о церковном землевладении. К какому бы времени ни относилось первоначальное применение отдельных полномочий канцлера, но они, по-видимому, были уже установлены при Эдуарде I.

В законодательстве, как и в судебных реформах, Эдуард I восстановил и закрепил те начала, которые уже были приведены в действие Генрихом II. Знаменательные законы указали на его намерение продолжать политику Генриха II в деле ограничения независимого суда церкви. Он намеревался придать ей национальный характер, возложив на нее часть общенародных повинностей, и порвать ее возраставшую зависимость от Рима. На вызывающее сопротивление церковного общества он отвечал резкими мерами. Попадая в «мертвую руку» церкви, земля переставала нести феодальные повинности, и вот закон «о мертвой руке» запретил такую передачу земли церковным корпорациям, при которой она переставала служить королю. Это ограничение, вероятно, не было благотворным для страны, так как церковники были лучшими землевладельцами, а находчивость церковных юристов скоро изобрела способы его обходить; но оно выявило ревнивое отношение ко всякой попытке освободить часть нации от служения общим нуждам и пользе.

Непосредственным результатом закона было сильное недовольство духовенства. Но Эдуард I остался твердым, и когда епископы предложили отнять у королевских судов разбор дел о патронате или тяжб об имуществе церковников, то он ответил на эти предложения решительным отказом. Его забота о торговых классах видна в законе о купцах, предписывавшем запись долгов торговцев и покрытие их путем ареста имущества должника и личного его задержания. Уинчестерский статут, важнейшая из мер Эдуарда I для охраны общественного спокойствия, оживил и преобразовал старые учреждения национальной защиты и полиции. Он регулировал действия сотни, сторожевую повинность и собрания ополчения королевства в той форме, которую придал ему Генрих II в своей «Ассизе оружия». Каждый обязан был в надлежащем вооружении быть готовым к службе королю в случае вторжения неприятеля или мятежа, или для преследования преступников в случае тревоги. Каждый округ был ответственен за преступления, совершенные в его пределах; улицы каждого города предписывалось перекрывать с наступлением ночи, и все посторонние обязаны были заявлять о себе городским сановникам.

Чтобы обезопасить путников от неожиданных нападений разбойников, предписывалось вырубать кустарник на расстоянии двухсот футов с каждой стороны проезжей дороги, — постановление, одинаково характеризующее и общественное, и природное положение страны в ту эпоху. Для наблюдения за применением этого закона в каждом графстве назначались рыцари под названием хранителей мира; когда значение этих местных сановников прояснилось и полномочия расширились, их стали называть мировыми судьями, сохраняется доселе. Важная мера, называемая обычно статутом «О покупателях», принадлежит к числу законов, свидетельствующих о широком общественном перевороте в целой стране.

Число крупных баронов постоянно уменьшалось, тогда как количество мелкого дворянства и состоятельного крестьянства с увеличением народного богатства все росло. Состоятельные крестьяне очень стремились стать землевладельцами. Вассалы крупных баронов брали себе подвассалов с условием, чтобы те несли такие же повинности, какие на них самих налагали их лорды; бароны хотя и пользовались всеми доходами, за которые первоначально отдали в лен свои земли, но смотрели с завистью на переход в чужие руки повинностей новых подвассалов с доходов от опеки, наследства и другого — одним словом, всей прибавки к ценности земли, которая появляется вследствие ее дробления и лучшей обработки. Целью статута было затруднить этот процесс предписанием о том, что при всяком отчуждении подвассал должен впредь зависеть не от вассала, а прямо от сюзерена. Но вместо того чтобы затруднить передачу и дробление земли, статут только ускорил их. Прежде вассал стремился удержать за собой столько земли, чтобы можно было нести повинности