- и вновь срываюсь в обвинения: — Ты не можешь бросить меня одну! Не имеешь права оставить! Только не ты. Я этого не выдержу, — голос дрожит надрывом, срывается в безудержные всхлипы.

Если бы только мои мольбы имели волшебную силу. Если бы только мои поцелуи умели оживлять. Если бы только я могла вернуть жизнь в неподвижное тело…

Провожу рукой, очерчивая контуры нереально красивого лица. Склоняюсь к губам.

— Я бы даже простила тебе щетину, — шепчу, легко касаясь губами. — Только не бросай. Я ведь почти влюбилась в тебя.

В оцепенении качаю красивое мужское лицо, осыпаю поцелуями вперемешку с горячими слезами, нараспев чередуя уговоры и проклятия…

Ро-Мер все же поднимает меня. Легонько встряхивает, держа за плечи. Голова дергается китайским болванчиком.

— Та-Нья, если мы останемся, тебя казнят.

— Не-йри не казнят, — фыркаю, отмахиваясь от предостережения.

И вновь вырываюсь, падая на колени. Мне плевать, что будет со мной. Моя жизнь не имеет значения. Я самозабвенно погрузилась в свой наполненный горем мир. И даже не заметила, как рядом со мной выросли нейры. Окружили.

— Вы не не-йри. Вы гайнэ не защитившая императора, — озвучивает приговор один из подошедших нейров. — Утром вы будете казнены.

Подняла заплаканные глаза и, бережно переложив голову Ша-Кира на пол, поднялась на ноги. Проигнорировав протянутую Ро-Мером руку.

— Императора? — переспросила, гордо вскидывая голову. — И вот это … было вашим императором? А вы? Стайка ублюдков, готовых продать подороже собственных дочерей. Вы уверены, что достойны быть судьями? Где вы были, когда ваш император обрекал девушек на смерть, только потому, что отказался вовремя снять печати? Вам ведь безразлична их судьба! Все о чем вы печетесь это наследники! Только их у вас теперь не будет! — пригвоздила словами, не скрывая злой усмешки и полного злорадства взгляда: — Ни у одного из вас!

— О чем вы? — советник все понял сразу. Побледнел.

— Ни один из вас больше не сможет иметь детей. Никогда! — припечатала я. — Своим потакательством вы нарушили баланс сил в мире. Захотели больше власти и чуть не уничтожили то немногое, что пыталась сохранить Ёкки.

— Чушь!

— Богохульство!

Рассмеялось, громко зло.

— Вы хоть знаете, что такое радиаты? — выплюнула слова, вращаясь вокруг своей оси. — Слезы. Пролитые слезы по Неназываемому. По тому, кого убил ваш справедливый Кайр. И кого Ёкки не смогла забыть, обрекая на постоянное перерождение. Но каждый раз, когда он перерождался, Кайр приговаривал его к быстрому забвению, не позволяя возродиться, — бросала слова и знала, что это правда. — Только один раз ошибся. Когда у вашего императора родился брат-близнец.

— Откуда? — просипел сдавленным голосом советник.

— А разве не это написано на ступенях к трону? Или вы никогда не вчитывались? И не знаете, что только когда два брата придут к власти, и три объединяться в одно мир восстановит равновесие? Вы проиграли эту битву, отстрочив восстановление на несколько столетий. Но вы не доживете, — усмехнулась ядовито.

Резко развернулась и направилась к выходу из зала.

— В подземелье ее! — крикнул кто-то.

Стражи выросли рядом. Окружили, приглашая следовать за собой.

Апатично пожала плечами, чувствуя разрастающуюся зияющую пустоту в груди. Подземелье, так подземелье. Безразлично. Мне теперь все просто безразлично. Сделала шаг. И осела, теряя сознание, возле опешившего стража.

Глава 33

Мне снился сон. Странный. Манящий. Несбыточный. Я тонула в нем. Растворялась…

— Та-Нья… Та-Нья…, - тихий шепот чувственной лаской пробегает по телу. Откликается дрожью, вздыбленными волосками на руках и разбегающимися по телу мурашками…

— Та-Нья…, - хрипотца в его голосе. Такая долгожданная.

Пальцы путаются в моих волосах. Щекочут. Бережно. Сладко.

Его дыхание обжигает мои губы.

— Та-Нья….

Имя звучит напевом. Перекликается разными интонациями. Вырывается то отстраненно, холодно, то напряженно, будто одно движение и взорвется, то растекается сладкой патокой по венам. Обрушивается на меня возбужденным стоном…

— Ша-Кир, — выдыхаю, тянусь навстречу его губам.

Искры космоса в глазах. И каждое прикосновение как откровение.

— Малышка, — легкий поцелуй обжигает губы. Возрождает мечты. Пробуждает неутоленный голод.

Впиваюсь в его рот. Пью не в силах отстраниться. Совладать с охватившим меня желанием не упустить это мгновение нежности и любви.

Я так много потеряла.… Слезы застят глаза. Собираются в уголках. Опустошенность разъедает душу. Голова раскалывается от боли. Тело сотрясает ознобом. Нет. Не хочу!..

— Нужно восполнить твой резерв, — грустно замечает Ша-Кир, вновь увлекая меня в сон.

Жадный взгляд скользит по лицу, подобно согревающему солнечному лучику. Запах мужской, знакомый, родной забивает ноздри, отгоняя противную затхлую сырость.

Костяшки пальцев невесомо коснулись щеки в нехитрой ласке. Бережно стирали мокрую дорожку оставленную слезами.

— Не плачь, — новый шепот. Глухой, напряженный.

В груди щемит. Колет иголочкой боли.

— Обними меня, — прошу и сама приникаю к мужскому телу. Сильное. Крепкое. Живое.

И выбивающее дробь сердце — самая желанная мелодия для меня. Тону в этом звуке. Растворяюсь в его тепле. В легком поглаживании моей спины. В отклике моего тела.

— Малышка, знала бы, какая желанная…, - сбивчивое прерывистое дыхание. Шумное. Будоражащее.

— Покажи, — прошу, затаив дыхание. Боясь нарушить это сладкое наваждение.

Смех. Легкий. Непринужденный. Заразительный.

— Только не так, малышка. Не здесь…, - отстраняется от меня, обжигая холодом.

— Здесь…, - настаиваю я, вжимаясь еще сильнее. Если бы я только могла, я бы влилась в него как орх, соединилась навсегда, только бы никогда больше не…

Не хочу думать. Вспоминать. Пусть это всего лишь сон, но мне безумно хочется остаться в нем.

— Сейчас…, - хриплю, впиваясь в его плечи пальцами.

Губы дрожат. Осыпаю быстрыми жадными поцелуями мужское лицо. Трусь щекой о щетину. Колется. Но так приятно.

— Что же ты творишь, Та-Нья? — рычит растерянно. Ерошит пальцами волосы.

Этот полустон, полувскрик обжигает внутри, пробуждая бурю. Рокочет ветром в крови. И рвет не снаружи — внутри, разрывает на ошметки остатки моей души.

Завороженно слежу за тем, как он судорожно сглатывает. Как перекатывается кадык на его шее. И эти желваки на скулах…

Ша-Кир отстраняется. Отрывает меня от себя. Хочет уйти…

— Нет, — обреченно подтверждаю я. Выдыхаю жадно.

Дергаю на себя. Вцепляюсь. Обвиваю ногами мужскую талию. Не пущу. Никуда не пущу. Не отдам. Он мой. Только мой. Вжать его в себя хочу. До боли. До хруста. Впечататься в него без остатка.

Зарываюсь в перепутанные волосы. Рву их, судорожно хватаясь за свое наваждение. За этот сладкий морок.

Глажу напряженную спину. Провожу языком по скуле. Вкус. Необыкновенный. Сладость, смешанная с солью.

Мечусь лихорадочно губами по его лицу.

Соприкосновение губ. Ураган. Жадный. Ненасытный. Сметающий все на своем пути в своей обреченности.

— Я…, - выдыхает мне