— Кто это, блядь? — рявкает Эрнесто со своего места в конце стола, которое оказалось ближе всего к двери. — И как он прошел через ворота, не поставив меня в известность?

Взгляд демона возвращается к моему, а он делает шаг вперед и останавливается рядом с Эрнесто.

— Ваш глава службы безопасности?

— Да, — отвечаю я.

— Мои соболезнования, тигренок.

Взмах его руки — всего лишь размытое пятно. Огромная красная струйка крови забрызгивает стол и лица сидящих вокруг него мужчин, а некоторые капли попадают на мои руки. Никто не двигается, все слишком потрясены видом тела Эрнесто, скорчившегося в кресле, с открытым горлом, а по груди течет алая река.

Высшие чины Коза Ностры не часто становятся свидетелями того, как на их глазах убивают людей. Если только ситуация не требует личного возмездия, обычно всю грязную работу выполняют солдаты.

Сальво первым приходит в себя и тянется к куртке, снова доставая пистолет. Я хватаю босса за запястье и качаю головой.

— Думаю, мне стоит представиться, — говорит мой демон, хватая труп Эрнесто за шиворот куртки. Он отбрасывает тело вправо, где оно с громким стуком ударяется о стену и падает на пол. Его глаза ни на секунду не отрываются от моих, пока он небрежно садится на пустой стул и скрещивает руки на груди. — Я Кай Мазур. Новый начальник охраны миссис Леоне.

Гневный ропот быстро переходит в крики, оглушая комнату: все мужчины говорят одновременно, требуя объяснить, почему им не сообщили о переменах и как кому-то не из Семьи позволили занять место Эрнесто. Я отключаюсь от них, их голоса — не более чем белый шум, и сосредотачиваюсь на мужчине, сидящем прямо напротив меня на другом конце длинного стола. Он смотрит в ответ, его челюсть плотно сжата, а глаза слегка сужены. Это напоминает мне о том, как он смотрел на меня много лет назад, в ту ночь, когда мы впервые встретились.

Бурное состояние, в котором я пребывала с начала встречи, кажется незначительным дискомфортом по сравнению с бурей, бушующей сейчас внутри меня. Слишком много всего навалилось на меня сразу. Наконец-то я узнала его имя. И, судя по всему, он собирается остаться.

Мне хочется поцеловать его. И ударить его. И послать его к черту — одновременно.

Я делаю глубокий вдох и кричу:

— Все, заткнитесь!

Тишина длится всего несколько секунд, затем крики возобновляются.

— Это возмутительно! — Брио рычит.

— Как ты смеешь нанимать кого-то, не посоветовавшись сначала с капо? — голос Армандо.

— Я не потерплю чужака! — Это Тициано.

— Никому не сойдет с рук убийство члена Семьи без последствий! — Опять Брио.

Мое внимание приковано только к нему — Каю. Я наблюдаю за тем, как он лезет в куртку. Воздух колышется, и мои глаза улавливают мельчайшее движение. В следующее мгновение огромный черный нож вонзается в середину стола, прямо перед Брио, который говорил громче всех. Снова наступает тишина, и на этот раз она окутывает комнату.

— Я могу нанять любого, кого захочу, — говорю я. — И мне не нужно ваше одобрение, чтобы выбрать себе охрану.

Я понятия не имею, что делаю. Я не совсем уверена, что мой демон всерьез намерен остаться здесь и надолго ли, но я не могу допустить, чтобы кто-то в комнате пришел к такому выводу. Раздается несколько невнятных слов, но никто не возражает мне.

— А что касается Эрнесто… — продолжаю я, но глубокий голос Кая, раздавшийся из-за стола, прерывает меня.

— Эрнесто, — говорит он хриплым голосом, который я так люблю, — это пример того, что произойдет с каждым, кому доверена безопасность миссис Леоне, но кто не справляется со своей работой.

Взгляды капо перескакивают с ножа, воткнутого в центр стола, на Кая.

— Нера, — Сальво наклоняется ко мне, — не думаю, что это…

— На сегодня мы закончили, — прерываю я его. — Вы все свободны.

Стулья заскрипели по полированному деревянному полу, когда мужчины поднялись и один за другим вышли из зала. Я знаю, что они не оставят это так просто, но эта проблема подождет до другого дня. Сальво последним выходит из-за стола и, дойдя до двери, останавливается и бросает на меня пристальный взгляд.

Массимо это не понравится, судя по его взгляду.

Он закрывает дверь и уходит, оставляя меня наедине с человеком, который разбил мне сердце. Разбил его так сильно, что уверена, что никогда не смогу собрать его обратно.

— Я думала, ты уехал.

Каждое слово из уст Неры пронзает мою грудь, как кинжал. Я знаю, что она имеет в виду прошлую ночь, но это все равно возвращает меня к тому времени на крыше, когда она кричала под сильный дождь той ночью.

— Нет, — говорю я.

— Значит, ты просто решил ворваться, прервать мою встречу и зарезать главу моей службы безопасности?

— Верно. И я сделаю то же самое с каждым, кто представляет для тебя опасность. Неважно, напрямую или нет.

— Я не хочу, чтобы ты был здесь…Кай.

Еще один удар в грудь, и этот режет глубже, чем предыдущий. Я ненавижу свое имя, но мне нравится, как она его произносит.

— Это ничего не меняет, тигренок. Я останусь, пока не убежусь, что ты в безопасности.

— Это не твоя работа — оберегать меня.

— Может, и нет. Но я все равно сделаю это.

— А потом ты уйдешь навсегда?

— Да, — лгу я. Пока я жив, я никогда больше не покину ее. — Ты изменилась. Что случилось?

— Жизнь, — Она зарывает руки в волосы и смотрит вниз, на черную деревянную поверхность перед собой. — Жизнь случилась.

— Есть предположения, кто мог заказать твое убийство?

— Скорее всего, один из капо.

— Я устраню их сегодня вечером.

Нера вскидывает голову, ее глаза находят мои.

— Ты не будешь устранять кого-либо без моего разрешения.

— Я не позволю потенциальной угрозе для тебя сделать ни одного вдоха больше, чем необходимо! — Я рычу. — Можешь представить себе мой шок, когда я наткнулся на контракт на убийство с твоей фотографией. Или когда я увидел, что сицилийцы уже взялись за работу? Я не мог дышать — слишком беспокоился о твоей безопасности, — пока бегал вокруг твоего дома, пытаясь убрать их прежде, чем кто-то из ублюдков доберется до тебя!

— Не повышай на меня голос. Ты спас мне жизнь, и я тебе за это благодарна. Но это не значит, что ты можешь кричать на меня.

— Ты могла умереть, — рычу я. — Заказ о твоем убийстве закрыт, и больше его не будет. Но это не значит, что тот, кто его подал, не попытается