Шрифт:
Закладка:
Наконец — крёстный отец.
Нет, не мафии!
Крёстный отец супруги Сталина — Надежды Аллилуевой, что ещё хуже.
Ну и естественно — жертва заслуженных репрессий и незаконных реабилитаций, тут уж как водится.
— Да, откуда нам, дуракам… А под кем этот Авель «ходит»? Под Сталиным?
Давид, слегка презрительно:
— А кто такой Сталин?
Морщу лоб:
— Если не изменяет память — Генеральный секретарь…
— Вот именно, что «секрётарь»!
Мне стало обидно за лучшего друга всех советских ботаников и, я:
— А кто такой твой Авель⁈
— «Кто такой Авель Енукидзе», спрашиваешь? — Лейман закатил глаза к потолку двухместного купе и восхищённо завыл, — ооо…! Это… БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК!!!
Здесь ещё раз подтвердилось, что каждый представляет власть со своей собственной «колокольни». Если словам Леймана верить, Авель Енукидзе — самый главный в Кремле. «Золотая рыбка», исполнял среди «кремлёвских» те же функции, что и Ягодка среди «гэбни» — был всемогущим завхозом, то есть. В эпоху тотального дефицита, это действительно — непреодолимая сила…
До поры до времени, непреодолимая!
До той поры — когда всё будет решать не «блат», а «кадры».
По словам мнимого армянина, Енукидзе мог достать для кремлёвских «небожителей» абсолютно всё: от деликатесов из-за границы на стол — до девочек из Большого театра в постель.
Словами Давида, Авель мог организовать всё что угодно: от банкета в честь какого-нибудь торжественного случая — до государственного переворота… Ибо, оказывается вовсе не Сталин ему был лучшим другом — как про то «наши» историки пишут, а Комендант Кремля Рудольф Петерсон — обеспечивавший безопасность правительственных учреждений.
«Ну ни фига себе расклад, — только диву даюсь, — или, он всё изрядно преувеличивает — или всё гораздо хуже, чем я даже предполагал».
— Ну, а ты под кем «ходишь», Давид? Под «Ягодкой» или под «Золотой рыбкой»?
Однако, тот — поняв что и, так сболтнул много чего лишнего — заткнул «фонтан», лишь презрительно усмехнувшись на оба моих предположения.
«Однако, несмотря на всё своё „послезнание“, — сделал вывод, — я об многом даже не догадываюсь».
* * *
Когда перед пересечением границы в вагон зашли французские таможенники и попросили предъявить к досмотру вещи и документы для проверки, я вскинул кулак в коммунистическом приветствии и, по-идиотски лыбясь — выкрикнул выученную фразу…:
— Vive l’amitié franco-soviétique, vive Albert Tran!
Что в переводе на русский означало: «Да здравствует советско-французская дружба, да здравствует Альбер Тран (Генсек ФКП)»!
…Пассажиры вагона от меня шарахнулись как от в дерьме перепачканного, а какая-то излишне впечатлительная мадам хлопнулась в обморок. За такое хулиганство, я тут же получил от жабоеда в форме — со стороны незаметный, но сильный удар под дых и получасовой шмон.
При этом, на сидевшего в углу «турецкоподанного армянина» с надменно поджатыми губами, с шляпной картонкой в руках, таможенники почти не обратили внимание — лишь мельком глянули в его липовую «нансенскую» ксиву.
На немецкой стороне, достаточно было вскинув кулак — выкрикнуть с фанатичным блеском в глазах…:
— ФРОНТ В РОТ, КАМРАДЫ!!!
…Чтоб донельзя вежливые немецкие работники таможни, меня мурыжили с час — чуть ли не с «мелкоскопом» изучив мою «краснокожую паспортину», перешмонав все вещи в чемодане и саквояжнике, ощупав каждый шов одежды — даже на кальсонах… Осталось лишь судьбу благодарить, что не заставив снять оные — не потребовали нагнуться и предъявить к осмотру задний проход.
Хотя, такое желание на их лицах было явно написано.
Зато опять же, на насупленного Давида, с картонной коробкой в руках — ноль внимания и фунт презрения к его «липе».
В общем и целом, до Берлина добрались благополучно.
Глава 8
«Техасская рулетка»
Приехав в столицу будущего Третьего Рейха, первым делом не теряя времени поехали с Давидом Лейманом в центр и погуляв с часок-два по одной из «штрассе», наконец встретили лысеющего человека в очках и с донельзя умным лицом.
Как позже выяснилось, это был Александр Лазаревич Абрамов (Абрамов-Миров) — сотрудник Исполкома Коминтерна (ИККИ) в Берлине, курирующий в Веймарской Республике и всей Центральной Европе деятельность спецлужбы этой организации — Отдела Международных Связей Исполкома Коминтерна (ОМС ИККИ)[1]. Тот возвращался домой со службы и, был несказанно «рад» «случайно» встретить старого знакомого и, не менее рад был познакомиться со мной — представившимся как «товарищ Мюллер».
Дружеские объятия, крепкие рукопожатия, недолгая беседа и, вот мы с Давидом оказались в его достаточно шикарно обставленной квартире. Мда…
В очередной раз удивляюсь — умеют же жить борцы за всемирное счастье народов!
Как только мы убедились в отсутствии прислуги или других посторонних — разговор тут же стал менее «дружелюбным», а вечер — не таким уж и «томным» для главы ОМС Коминтерна в Германии и всей Центральной Европе.
Давид, сперва более-менее спокойно, спрашивает:
— Где Томас?
Тот, сперва улыбнувшись:
— «Томас»? Да, кто его знает. Он ныне мне не подотчётен.
Я, играя роль «доброго следователя», честно предупредил товарища коминтерновца:
— Вам, лучше не злить его…
Но, тот не внял и, после пары хороших оплеух — вскоре оказался в том же «положении», что и парижский резидент ИНО ОГПУ (вечная ему память!): голым, связанным в позе из «Камасутре» — в простонародье более известном, как стойка «раком» и, с занесённым над задницей «самотыком».
Осталось только порадоваться собственной предусмотрительности:
— Я ж говорил — пригодится эта «херовина»… Как в воду глядел!
Однако, в отличии от товарища Отто — товарищу Абрамову было что сказать товарищу Лейману и, дико скосив выпученный глаз на свой «тыл», он тут же панически заверещал:
— Он здесь, он в Берлине!
Хлопнув этой резиновой «хернёй» (напоминающей скорее полицейскую дубинку для разгона демонстраций — чем человеческо-мужской половой орган) по начинающему лысеть лбу «собеседника», Давид деловито интересуется:
— Где он? Адрес?
— Не знаю… — услышав злобное рычание и ощутив прикосновение к своему «шоколадному глазу», поспешил добавить, — я скажу, где его можно найти в это время!
Послышалось плохо запоминающееся название какого-то центрового берлинского ресторана.
Давид развязал руки, а я сунул в них блокнот и карандаш:
— Пиши записку, чтоб срочно приехал сюда. Мол, Москва даёт новое назначение… В Швейцарию! Ферштейн зи, падла? Шнель!
Заставив пленника подробно описать приметы Якова Самуиловича Рейха, мой напарник:
— Покарауль его, Серафим! А я съезжу, привезу эту гниду.
