— Девять градусов, сорок пять минут к западу. Прием.

— Есть рыба?

Помехи были частыми, но металлический голос слышался достаточно отчетливо.

— Немного. Двести килограммов за последние пятнадцать часов. Прием.

— Понял. Мы направляемся на север. Галисийцы ловят рыбу. Конец связи, — объявил Марсиаль и повернулся ко мне. — С Акетце мы используем скремблер. Вот эта кнопка. Так разговор зашифрован, и ни одна другая лодка не сможет его перехватить. Вот почему мы говорим так открыто.

— А откуда ты знаешь, что галисийцы ловят рыбу? — спросил я.

Марсиаль улыбнулся и подмигнул мне с таинственным видом. Затем он повернул колесико на открытый канал. Несколько минут мы молча слушали перекрестный разговор между разными лодками, рыбачившими на промысле. Это были галисийцы, большинство из которых расположились в порту Селейро. Они радовались победе, которую одержала Депортиво Ла-Корунья на выходных.

— Заметил их настроение? — спросил меня Марсиаль. — Они довольные. Не будь рыбы, их не интересовала бы победа Депортиво. Когда рыба есть, боевой дух на борту зашкаливает, и это невозможно скрыть, разговаривая по радио.

— Для этой работы нужно быть немного психологом, — заметил я.

Марсиаль похлопал меня по спине.

— Именно! Самое главное здесь то, как, а не что говорят. Мы все лжем, чтобы защитить себя. Если у тебя идет рыба, ты стараешься это скрыть, чтобы другие лодки не узнали. Но нужно делать это с умом. Если дела идут хорошо, всегда притворяйся.

— Понял, что я имел в виду, когда говорил, что Марсиаль — лучший? — встрял шкипер.

Первый помощник понизил громкость радио.

— Есть много хитростей, — объяснил он. — Со временем ты все узнаешь. Важный момент — это конец рейса. Ты должен завести привычку звонить на берег, чтобы узнать цены на рыбном рынке. Иногда лучше прекратить рыбалку на пару дней раньше и получить хорошую цену за улов, а иногда лучше остаться в море подольше, чтобы не продавать рыбу.

Снизу нас позвали на обед. В желудке урчало. Я мечтал о щедрой порции картофеля по-риохански.

— Я пойду вперед, — сказал шкипер, спускаясь по лестнице.

Марсиаль задержался на несколько минут. Я уже не раз видел, как он растворяет какое-то лекарство в стакане воды.

— Это для коленей? — спросил я. Радист посмотрел на меня с серьезным видом.

— Это чтобы быть свободным, — ответил он.

Я ничего не понял.

— Несколько капель?

— Это гораздо больше, чем просто несколько капель. В море очень трудно. Если позволишь, я дам тебе совет: учись, пока еще есть время. Сбегай от этой жизни. У меня не было выбора, как и у большинства здесь. Кто из них не закладывает за воротник? — Я мысленно представил своих товарищей по команде и быстро сдался. Единственным, кого я никогда не видел под мухой, был Марсиаль. — Ты не представляешь, сколько мы зарабатывали в восьмидесятых. Те, у кого была голова на плечах, вкладывали деньги. Я же все пропивал. За те три или четыре дня, что мы проводили на суше между рейсами, я мог потратить все, что заработал за три недели в Гран Соль.

Я по-прежнему ничего не понимал. При чем тут лекарство, о котором мы говорили?

— Не хотите спуститься поесть? — позвал нас шкипер с палубы.

— Выпивка лишила меня всего. Семьи, друзей… Все покинули меня. Я их не виню: нелегко выносить того, кто целыми днями пьян, ничего не помнит и не уважает окружающих. — Марсиаль взял коричневую стеклянную бутылку и протянул ее мне. Название лекарства мне ничего не сказало. Как и его состав: цианамид. — Я опустился на самое дно в тот день, когда ни один шкипер не захотел видеть меня на своей лодке. В одночасье я оказался на улице и без работы. Меня спасло лечение от алкоголизма. Если бы я продолжил жить, как раньше…

— А что с каплями? — спросил я, желая, чтобы он уже дошел до сути. История была ужасной, но картошка остывала.

— Лекарство помогает мне не испытывать тяги к алкоголю. Пятнадцать капель каждый день, ни одной больше. И если ты случайно выпьешь бокал вина или чего-то покрепче, пеняй на себя. Смесь становится ядом для организма. Результат будет такой же, как от передозировки.

— Вирхен де Бегонья, Вирхен де Бегонья… Говорит порт Бермео. Вы меня слышите? — раздалось из приемника, когда я уже начал спускаться.

Марсиаль сжал губы и повернулся к радио. Ему это не понравилось. Портовый радист редко связывался с лодками. Я замер на полпути.

— Говорит Вирхен де Бегонья. Прием.

Среди сильных помех донесся глухой голос. Вызов предназначался мне, и он не сулил ничего хорошего.