она поступила на Педагогические курсы, открытые при Мариинской гимназии в предыдущем году. К этому времени, однако, гимназия уже переехала на Стремянную улицу, и мы прервем на этом наше повествование. Интересующихся же читателей отсылаем к «Воспоминаниям» А. Г. Достоевской[427].

Интересное как факт биографии будущей жены писателя данное обстоятельство само по себе тоже не дает нам достаточных оснований чрезмерно задерживаться перед этим домом. И мы готовы были бы двинуться дальше, если бы в конце 1870-х гг. (видимо, после перестройки 1875–1877 гг.) в нем не поселился журналист и издатель Алексей Сергеевич Суворин. Отношения Достоевского и Суворина в эти годы требуют отдельного рассказа, тем более что достоверно известно: писатель не однажды бывал в гостях в доме на углу Невского и Троицкой улицы (от квартиры Достоевского в Кузнечном переулке сюда спокойным шагом можно было дойти менее чем за десять минут). В некоторых случаях возможно даже назвать точную дату визита.

Об отношениях Достоевского с А. С. Сувориным мы уже вспоминали около дома № 1 (разговор у магазина Дациаро). Теперь подошло время для более подробного освещения темы.

С журналистом, издателем и фактическим редактором (с 1876 г.) популярной газеты «Новое время» А. С. Сувориным Достоевский был знаком еще с середины 1870-х гг. Но длительное время их отношения не выходили за узкоцеховые, журналистские, рамки. Достоевский внимательно следил за периодическим фельетоном «Недельные очерки и картинки», который на протяжении нескольких лет под псевдонимом Незнакомец Суворин вел сначала в «Санкт-Петербургских ведомостях», позднее — в «Биржевых ведомостях», а затем и в собственной газете «Новое время». Однако тогда в отзывах Достоевского преобладали критические оценки журналистской деятельности и личности Суворина.

Отношение Достоевского к А. С. Суворину заметно меняется по мере того, как во второй половине 1870-х гг. в собственной газете «Новое время» ее издатель и редактор начинает проводить самостоятельную политическую линию, которую применительно к этому периоду можно определить как «независимый консерватизм». С 1877 г. положительные отклики писателя на газетные выступления Суворина и общую позицию «Нового времени» становятся всё более сочувственными. Достоевский заимствует из публикаций «Нового времени» целый ряд «сюжетов», которые публицистически развивает на страницах своего моножурнала «Дневник писателя». Сближаются их позиции с Сувориным и в отношении Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Когда весной 1880 г. П. В. Анненков в своих воспоминаниях о 1840-х гг., названных «Замечательное десятилетие», воспроизвел старую сплетню о молодом Достоевском, который будто бы амбициозно требовал, чтобы его роман «Бедные люди» был напечатан в «Петербургском сборнике» Некрасова отлично от других произведений, будучи типографски выделен, например, бордюром или каймой, — именно «Новое время» выступило в защиту писателя и уличило мемуариста во лжи. За это писатель, конечно же, был очень признателен Суворину.

20 февраля 1880 г., в день покушения террориста Млодецкого на графа Лорис-Меликова, Суворин, как мы помним, побывал в гостях у Достоевского. Тогда-то между ними и состоялся разговор о воображаемой сцене у витрин магазина Дациаро. А 29 февраля, через полторы недели после описанного посещения издателем «Нового времени» дома на Кузнечном, мы уже Достоевского встречаем у него в гостях в его доме на углу Невского и Троицкой улицы, где поздним вечером творческая интеллигенция отмечала четырехлетие суворинской газеты. Кроме хозяев, Алексея Сергеевича и его жены Анны Ивановны[428], присутствовали писатели Д. В. Григорович и Н. С. Лесков, поэт Я. П. Полонский, журналист В. П. Буренин, актер Александринского театра Н. Ф. Сазонов со своей женой писательницей Софьей Ивановной Смирновой-Сазоновой, художник И. Н. Крамской с супругой Софьей Николаевной, историк, редактор «Исторического вестника» С. Н. Шубинский, профессор-естественник и литератор Н. П. Вагнер, известный адвокат Н. П. Карабчиевский и др. По свидетельству в дневнике Смирновой-Сазоновой, Достоевский говорил в застольном разговоре присутствовавшим, что он «русский социалист и что напрасно это просмотрели в 1-й части „Братьев Карамазовых“», объяснял, в чем состоит своеобразие «русского социализма». В другом разговоре «назвал Бисмарка глупцом…»[429]

А. Г. Достоевская. Фотография А. Лушева. Петербург. Середина 1860-х гг.

А. С. Суворин. Фотография А. Деньера. Петербург. 1865

Силами собравшихся в этот вечер гостей был разыгран любительский спектакль «Доходное место» по пьесе А. Н. Островского. «Сцена с кулак и зрители тут же на носу у актеров»[430], — записала на следующий день в дневнике Смирнова-Сазонова. Достоевский, который иногда и сам не прочь был выступить в небольшой роли на любительской сцене, был на этот раз среди зрителей. «…Пьеса имела громадный успех, — вспоминала А. И. Суворина, занятая в этой постановке. — Ставил пьесу у нас большой наш приятель Ник. Фед. Сазонов. Жадова играл Н. Пл. Карабчиевский — красавец и знаменитый адвокат, очень талантливый актер и покоритель дамских сердец. И это была одна из его лучших ролей! Жену его, глупенькую, но милую Полиньку <…> играла я, мою мать, то есть тещу (типаж) Жадова, играла жена Ив. Ник. Крамского, С. Н. Крамская, сестру мою, Юленьку, играла дочь моего мужа belle-fille[431] А. Ал. Коломнина, и Викт. Пет. Буренин играл генерала Вышневского». Домашние спектакли были в тот год в чрезвычайной моде.

«Вся пьеса держится на Жадове, — отмечает мемуаристка. — Он дает тон всей пьесе. Затем идут роли Полины и матери. <…> Я никогда никого в этой роли не видела, и хотя я была бесстрашная и готова была играть, не читая даже пьесы, любую роль, хотя бы Леди Макбет <…> но в этот раз я очень боялась, главное, боялась подвести Жадова, т. к. почти что лучшие его места все с „Полиной“. <…> Я смертельно боялась, и с наслаждением бы отказалась, но это было невозможно уже. На спектакле была масса приглашенных, и когда я посмотрела в отверстие занавеса, то меня прямо сковал ужас. Первое лицо, что я увидала, это было лицо Достоевского, беседующего с Григоровичем. Потом Я. П. Полонского в первом ряду из-за своих длинных костылей, Н. С. Лескова, <Н. П.> Вагнера, ах! да много из наших обычных приятелей и посетителей наших воскресений, но Ф. М. меня прямо подкосил!»

Почему-то именно Достоевский произвел такое устрашающее впечатление на автора воспоминаний: «Я кинулась к Н. Ф. Сазонову, гримировавшему кого-то из наших, — пишет Суворина, — и говорю, что я не могу играть, что умру, умираю, а он совершенно спокойно выводил какие-то тени на лице актера, говорит: „Только, дорогая, не здесь, а на сцене… Там я не отвечаю…“ <…> Потом сжалился, страстно ласково-любовно клялся мне, что буду мило играть и буду иметь успех, а я твердила, что если бы только не Достоевский! Мне совестно перед ним наивничать, да и всех (самодеятельных актеров. — Б. Т.), сколько я помню, смутила моя весть о прибытии Достоевского, но всё равно раздался звонок, взвилась занавесь, и надо было идти „умирать“!»

Спектакль, однако, прошел благополучно. Зрители много хлопали и кричали «браво!». Актеров