ее пунцовые щеки окончательно приводят меня в чувство. Приплыли. В чужом бассейне со стояком. Видимо, осознав столь щекотливую ситуацию, Берсеньева вновь подплывает ко мне и шепчет на ухо:

– Давай на сурового зуевского дружка наденем парео?

– А, может, платье на меня еще накинем?

– Тебе не пойдет. Бородатому мужчине платья вообще не идут. Ладно, не паникуй, я выйду первой и принесу тебе полотенце. И не злись, – целует в кончик носа и ловко вылезает из бассейна.

Удивительным образом, но дальнейшее пребывание в доме было даже не сносным, а вполне приятным. То ли дело в алкоголе, то ли в том, что моднявый свалил. Да так сносно, что отчалили мы только к обеду следующего дня, да и то только по причине наличия кошки.

– Прости, Сонечка, мы малость загуляли, – переводит взгляд на меня. – Поменяешь ей воду? Я пока лоток уберу, – молча киваю, а самого снова накрывает.

Как только представлю, что меньше, чем через неделю Маши здесь не будет, эгоистичная часть меня вырывается наружу.

– Если ты надумаешь лететь на свои курсы, я сделаю татуировку. На всю руку.

Сам не понял, как это из меня вырвалось. За время, проведенное вместе, я хорошо уяснил, что Машу раздражают любые рисунки на теле. И вот сейчас я словно подросток угрожаю «родителю», что «уйду из дома, если мне не купят приставку». Когда я так тронулся башкой и впал в подростковый период?

– Ну, если ты так хочешь – делай, конечно, – спустя несколько секунд вполне доброжелательно произносит Маша. – Можешь даже с моим изображением, – тут же добавляет она, одаривая меня лучезарной улыбкой.

Курить. Как же мне снова хочется курить. Полгода затишья и на тебе!

***

Утром просыпаюсь от уже знакомого за последние дни запаха карамели. Не знаю, что за внезапная помешанность на сладком, учитывая, что Машиной сильной стороной является соленая выпечка. Видать, еще один из заскоков. Вкусных, надо признать.

Кулинар, блин. Ну кому скажи – не поверят. Эта девчонка год назад в руках нож не умела держать и наивно верила в то, что «жричодали» это грузинское блюдо, а теперь она готовит так, как далеко не каждому дано. Каждому ли дано за какие-то девять месяцев научиться готовить?

Иногда я жалею, что так быстро встал на ноги. Возможно, если бы не быстрое восстановление, Маша бы забыть забыла о своем некогда желании проходить курсы. Порхала бы надо мной двадцать четыре часа в сутки. И не ударилась бы в это все с каким-то ненормальным рвением. А вышло то, что вышло. И надо признать, в ней, вероятнее всего, действительно жил скрытый талант к этой долбаной выпечке.

Сажусь за стойку и наблюдаю за тем, как Маша разливает кофе по чашкам. Взгляд неосознанно падает на ее шелковый халат. Последний ее особенно идет.

А, может, и вправду сломать ей руку? Совершенно случайно, когда допущу ее к груше? К психиатру. Причем срочно, Медведев. Когда я стал таким законченным эгоистом? Хотя, о чем я, к хорошему привыкаешь быстро. Увы, человек так устроен.

– Спасибо. У меня уже жопа скоро слипнется от сладкого.

– А ты по чуть-чуть.

– Не могу по чуть-чуть, – закидываю очередную сладкую выпечку в рот. – Утоли мое любопытство, когда ты собиралась мне рассказать о том, что уезжаешь? Когда надо было бы везти тебя в аэропорт? – удивительно, но особых эмоций на Машином лице нет. Правда, улыбка малость поутихла.

– Примерно три дня. Один – на твое бешенство, второй – на принятие, третий – на приятное времяпровождение перед поездкой. А теперь получается будет четыре дня бешенства. Я не хочу уезжать на плохой ноте. Пожалуйста, давай не ссориться. Это всего лишь три месяца.

– А не надо уезжать, тогда и ссориться не придется. Найди себе хоть трёхгодовые курсы. В нашем городе. Лови приезжих французов здесь. А не вот это вот все.

– Ты сейчас давишь на меня. Как раньше папа. И мне не нравится это. Я уезжаю не гулять. Три месяца – это не три года. Они пролетят так, что мы даже не успеем заметить. Это не моя блажь, я хочу заниматься этим в будущем. У меня будет своя пекарня и я вам всем докажу, что могу. Утру вам всем нос, вот увидишь.

– Дерзай. Утирай. Еще раз, у нас мало школ? Ты же была уже не в одной. Как видно всему научилась. Только лягушатники умеют готовить?

– Не только. Но там гораздо лучше. Я больше не буду это обсуждать.

– А как же компромиссы, Маш? Уступки? Не слышала о таком?

– Это ты мне будешь говорить? Я тебя за четыре месяца сколько раз просила перевезти Женю в квартиру? Не помнишь? Я тебе подскажу – много. И что ты сделал? Здесь две свободные комнаты, одну из которых можно спокойно оборудовать для него и сиделки. И это решение облегчило бы жизнь самому себе, но ты же не прислушиваешься ко мне. Почему я должна выполнять твою прихоть? – черт возьми, как же бесит, когда нечем крыть…

– Это мой ребенок и это мое решение, – как можно спокойнее произношу я, а у самого от беспомощности сжимаются руки в кулак.

– А это мое решение. Я же не принуждаю тебя поступить, как я хочу. Все, хватит. Это всего три месяца. Умные люди говорят, что иногда даже полезно пожить порознь. К тому же, мы не в восемнадцатом веке живем. Будем по видео общаться. Переписываться. Это даже романтично.

– Я – не романтик.

– Я заметила, Мишенька. Вот тебе прекрасный шанс – стать им на небольшой срок. Можно к тебе на ручки? Или ты меня сбросишь?

– Не сброшу, просто руку сломаю. Я пошутил, – быстро добавляю я.

– Точно не сбросишь?

– Точно.

– У меня будут к тебе парочку ценных указаний, – уже мягче произносит Маша, усаживаясь на меня. – Ухаживать за Соней и за цветком. Не забудешь?

– Кошку покормлю.

– Ну, Миша.

– Не забуду, – неохотно отвечаю я, втягивая носом запах карамели с Машиной шеи.

– Спасибо. А еще ты можешь приезжать ко мне, раз в месяц на выходные.

– Я не буду к тебе приезжать.

– Потому что билеты дорогие? Ну, может, по акции какие-нибудь будут, – не скрывая иронии в голосе, выдает Маша.

– Похрен